— Ну вот, — проговорил майор себе в ладонь, — вы говорите. Угрожала его выдать.
— Очень вероятно.
— Он ее убил.
— В высшей степени вероятно.
— Тогда вот и разгадка.
— Зигфельдту совсем не нравятся агенты, которые запускают лапу в транзитный товар, а затем заводят собственное дело.
— Пожалуй, нет.
— Обычно он их убивает. Руками другого агента. Он посылает к ним шпиона. Иногда шпион оказывается слишком алчным. Он вымогает взятку у… скажем… Джованни? На том условии, что не выдаст Джованни и Мейлера их хозяину. А затем, если только он не по-настоящему умный человек, хозяин вычисляет и его, и его тоже убирают.
Капелька пота скатилась по лбу Свита и повисла на брови.
— В сорок третьем году артиллеристов в Италии не было. Они пришли в сорок четвертом, — сказал Аллейн. — Где вы покупаете ваши галстуки?
— …оговорился, в сорок четвертом.
— Хорошо, — Аллейн встал. — Сколько раз человек может обмануть, — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь, — прежде чем собьется со счета? Какова ваша цена?
Подняв голову, Свит уставился на него.
— Не стал бы я пытаться и бежать. Вы, разумеется, лучше знаете свое дело, но у Отто Зигфельдта длинные руки. Как, по сути, и у Интерпола, и даже у лондонской полиции.
Свит промокнул рот и лоб аккуратно сложенным носовым платком.
— Вы ошибаетесь, — выдавил из себя он. — Вы идете по ложному следу.
— Я слышал ваш разговор с Джованни в кафе «Уединенный уголок» без четверти четыре сегодня днем.
Из массивного горла майора вырвался хрип. В первый раз Свит пристально посмотрел на Аллейна и одними губами произнес:
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— У меня есть перед вами преимущество. Я действительно знаю, о чем вы разговаривали с Векки. Да будет вам, — твердо сказал Аллейн. — Ваще запирательство не принесет вам ничего хорошего. Поймите меня. Я здесь в Риме для того, чтобы выяснить все, что можно, об операциях Отто Зигфельдта. Я здесь не для того, чтобы арестовывать мелких агентов, если только это не поможет мне продвинуть мою работу на шаг вперед. — Он мгновение подумал, а потом продолжил: — И конечно, если только этот агент не совершает какого-то поступка, который сам по себе служит основанием для его немедленного ареста. Думаю, мне известно, что вы замышляли. Думаю, вас послал Зигфельдт, чтобы последить за Мейлером и Джованни Векки и сообщить об их побочной деятельности в Италии. Думаю, вы обманули Зигфельдта и действовали заодно с Мейлером и Джованни, и теперь, когда Мейлер исчез, вы боитесь, что он может выдать вас Зигфельдту. Думаю, вы угрожали Джованни выдать его Зигфельдту, если он не откупится от вас по-крупному. И я думаю, вы планируете свернуть дела и убраться подобру-поздорову. У вас нет ни малейшей надежды. Вы в крайне скверном положении так или иначе, верно? В конце концов, возможно, для вас безопаснее всего, чтобы римская полиция упрятала вас за решетку. Римские улицы будут для вас не слишком безопасны.
— Чего вы хотите?
— Полный список агентов Зигфельдта и полный отчет о его modus operandi[44]
между Измиром и США. Шаг за шагом. С особенным вниманием к Мейлеру.— Я не могу. Я не знаю. Я… я не… я не настолько осведомлен…
— Или не настолько пользуетесь доверием? Возможно, нет. Но вы занимаете достаточно высокое положение, иначе не получили бы свою нынешнюю работу.
— Я не могу этого сделать, Аллейн.
— Джованни допрашивают.
— Дайте мне время.
— Нет.
— Я хочу выпить.
— Вы можете выпить. Пойдемте к вам в номер?
— Ладно, — буркнул Свит. — Ладно, будьте вы прокляты, ладно.
Вернувшись в свой отель, Аллейн нашел у себя под дверью записку от леди Брейсли и сообщение, что «Лис»[45]
звонил из Лондона и снова позвонит в шесть. На часах было пять пятнадцать. Леди Брейсли написала крупно, слова, словно обезумевшие, расползлись по всему листку.«Должна вас увидеть, — значилось в записке. — Ужасно срочно. Я в отчаянии. Прошу, прошу, приходите в эти апартаменты как можно скорее. Если увидите К.,
— Это, — сказал себе Аллейн, — будет посерьезнее. Запугивание фальшивого майора — пасторальная симфония по сравнению с мелодией, которую собирается пропеть леди Б.
Он разорвал записку и отправился в апартаменты.
Леди Брейсли приняла его, как он и предполагал, лежа в шезлонге, одетая в брючный костюм из золотого ламе. Горничная с грубым лицом впустила Аллейна и удалилась, видимо, в спальню.
Леди Брейсли свесила ноги с шезлонга и протянула руки.
— О боже! — воскликнула она. — Вы пришли. О, благодарю вас, благодарю, благодарю.
— Не за что, — сказал Аллейн и посмотрел на дверь спальни.
— Все в порядке. Швейцарка. Ни слова не говорит по-английски.
— Что случилось, леди Брейсли? Зачем вы хотели меня видеть?
— Это страшно секретно. Страшно. Если Кеннет узнает, что я с вами делюсь, не представляю, что он мне скажет. Но я просто не в силах выносить подобные вещи. Это меня убивает. Он не придет. Он знает, что я всегда отдыхаю до шести, а потом он всегда сначала звонит. Мы в безопасности.
— Может быть, вы объясните…
— Конечно. Просто я очень нервничаю и расстроена. Я не знаю, что вы скажете.