Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры

Спустившись с сиденья, Свит увидел, что оставил на нем след обувного крема. Он всегда тщательно ухаживал за своей обувью, обращая внимание и на свод подошвы. Он вытер следы.

Если там внизу полицейские, значит, Аллейн сообщил полиции, и они решили держать его под наблюдением. А если, как сказал Аллейн, Джованни арестован? Он все равно мог договориться о слежке. И если он это сделал, дела совсем плохи.

В одиннадцать часов он все еще сам следил и находился под наблюдением. В пять минут двенадцатого на лестничной площадке настойчиво зазвонил телефон. Майор услышал, как мужчина в соседней комнате заворчал и вышел. Как Свит и ожидал, раздался сильный удар в его дверь, потом захлопнулась дверь рядом. Он пошел к телефону. Звонил говоривший на примитивном английском сотрудник вице-комиссара полиции Бергарми. Путешественников просят собраться завтра утром в управлении, где их официально допросят. В 10.30.

Майор выждал две или три секунды. Трубка скользила в его руке.

— Чудненько, — сказал он. — Это можно.

— Прошу прощения, синьор, что вы сказали?

— Я там буду.

— Спасибо.

— Подождите минутку. Постойте. Вы нашли Мейлера?

Пауза. Совещание по-итальянски.

— Алло? Вы слышите?

— Да, синьор, Мейлера нашли.

— О.

— Нашли его тело. Его убили.

Надо было что-то сказать. Не следовало вешать трубку без единого слова. Теперь уж слишком поздно.

Он лежал на кровати и пытался думать. Шли часы, и периодически майор задремывал, но всегда, вздрогнув, просыпался и вставал посмотреть на улицу. На Рим опустилось тихое спокойствие предрассветных часов, а потом, с первыми лучами солнца, постепенно вернулся шум транспорта. Скоро началось и движение в гостинице.

В восемь часов в коридоре послышалось гудение пылесоса. Майор встал, побрился, уложил маленькую сумку со всем необходимым для ночлега, а затем сел, глядя в никуда и не в состоянии связно мыслить.

В 9.30 началась крупнейшая студенческая демонстрация года. Местом сбора была пьяцца Навона, но по мере нарастания беспорядков толпа вышла за ее пределы и потекла бурным потоком по узкой улице под окнами. Шайка юнцов пробежала по ней, толкая и сдвигая в стороны припаркованные автомобили. Майору видны были бритые головы подстрекателей в этой толпе. Он лихорадочно засобирался. По-прежнему поглядывая на улицу, он натянул пальто. В кармане лежал шарф. Он замотал им шею, прикрыв рот. Затем достал твидовую шляпу, которую не надевал со дня приезда. Проверил, на месте ли в карманах паспорт и деньги, и взял сумку с принадлежностями для ночлега. На улице уже шумели вовсю. Группа студентов толпилась вокруг мотоцикла наблюдателя. Парни открыли бензобак и подожгли топливо. Шестеро или семеро из них окружили мужчину. Завязалась драка.

Майор слышал, как открывались в других номерах окна и раздавались голоса.

Лестничная площадка и лестница опустели.

Когда он вышел на улицу, мотоцикл был объят пламенем. Толпа подхватила владельца. Он вырывался, увидел Свита и закричал.

Свит бросился бежать. Его швыряли и толкали из стороны в сторону, и в конечном счете он попал в общую массу людей, двигавшихся по улице в сторону большой магистрали. Там он пустился наутек и бежал среди безучастной к нему толпы, пока не задохнулся.

На одном из перекрестков образовался затор. Майор увидел свободное такси, добрался до него, распахнул дверь и упал на сиденье. Водитель злобно закричал на Свита. Тот достал бумажник и показал бумажку в десять тысяч лир:

— Stazione!

Движение возобновилось, и автомашины сзади оглушительно загудели. Водитель жестом показал, что вроде бы отказывается, но потом тронулся в общем потоке, по-прежнему что-то неразборчиво выкрикивая.

Затем Свит услышал сирену.

Где-то сзади ехала полицейская машина, но водители уступали ей дорогу. Свит и водитель встретились взглядом в зеркале заднего вида. Свит обоими кулаками забарабанил по спине водителя.

— Вперед! — завопил он. — Вперед!

Такси, визжа тормозами, остановилось. Полицейский автомобиль поравнялся с ним, и Свит выскочил через противоположную дверь.

Мгновение он виднелся в транспортном потоке: хорошо одетый мужчина в английском пальто и твидовой шляпе. Потом он бросился под приближавшийся фургон.

II

— Они не надеются, — сказал Бергарми, — что он придет в сознание.

С момента сообщения о побеге Свита прошло менее получаса. За это время, пока Вальдарно и его заместитель все еще готовы были взорваться, доставили Джованни. Он был небрит, бледен и растрепан и посмотрел на группу туристов, словно впервые их увидел. Когда его взгляд упал на леди Брейсли, Джованни сощурился, ухмыльнулся и поклонился. Она на него даже не взглянула.

Допрашивал его Бергарми, Вальдарно изредка вмешивался. На сей раз никто не переводил, и только Аллейн понимал, о чем шла речь. Путешественники подались вперед и напряженно вслушивались и хмурились, как будто их поразила физическая, а не интеллектуальная глухота. И действительно, трудно было найти хотя бы одно достаточное основание для их присутствия. «Если только, — подумал Аллейн, — мы снова не сделаемся двуязычными и не наметится какая-то очная ставка».