Однажды в России

Смеркалось, щеки пощипывал морозец, и широко, пружинисто шагавший Андрей Святославович в чаянии удачи позабыл о погубленной шапке, размышляя о том, сколько вокруг него чутких, бескорыстных людей, в особенности женщин. Марина, разумеется, не в счет. Их соединяет чувство, этим уже все сказано. А Бету Юлиановну с полным правом можно считать случайной знакомой, ни больше ни меньше. Что из того, что время от времени он консультирует ее и раза два-три в год одалживает ей мелкие суммы для приобретения предметов, составляющих весь смысл ее горемычной жизни. Будучи старой девой без друзей и родственников, даже без кошки или собачки, Рябокобылко, экономя на пенсии, собирает датский фарфор, а также полированные яйца из поделочных камней разнообразной текстуры, живет только этим увлечением и ежедневно объезжает все три комиссионных магазина, торгующих антиквариатом, - на Наличной улице, в Гавани, и в центре, на Садовой возле бывшего Пажеского корпуса и на Невском проспекте, по соседству с Елисеевским гастрономом, куда он сейчас направляется. Стоит ей увидеть что-то, представляющее интерес для него, Тизенгауза, как она немедленно звонит к нему в ЦНИИСЭ. И, надо отдать должное, Бета Юлиановна еще ни разу напрасно не сорвала его с места... А Елена Георгиевна Холмогорова?

Оставшуюся часть пути Тизенгауз думал о Холмогоровой, явственно представляя себе ее стройную, легкую, устремленную вперед фигурку, имевшую несомненное сходство с Никой Самофракийской. Этому эффекту, по-видимому, в немалой степени способствовало то, что Елена Георгиевна всегда на высоких каблуках, но и без них пропорции ее тела удовлетворили бы самого взыскательного скульптора эллинской эпохи. Заботливый муж по утрам подвозит ее к ЦНИИСЭ на "жигулях" восьмой модели, но в те редкие дни, когда Елена Георгиевна ездит на метро от "Академической" до "Чернышевской", он, Тизенгауз, стараясь не попадаться ей на глаза, садится в тот же вагон, а затем, уже на улице, идет следом, чтобы вдоволь полюбоваться ее осанкой, походкой, вкусом. Расклешенная, поблескивающая на зимнем солнце шубка из черной нутрии, высокие сапожки на шпильке и все остальное стоят, должно быть, немалых денег, но, если позволительно такое сравнение, сколь бы изящной ни была оправа, главное все же не в ней, а в том, какой камень выбрал ювелир для своего совершенного творения...

На углу Невского и Малой Садовой, подле крыльца, ведущего в комиссионный магазин, переминаясь с ноги на ногу, его ждала Рябокобылко, неопределенных лет женщина в платке и в шубе из коричневой цигейки с проплешинами на обшлагах.

- Андрей Святославович, наконец-то, - с облегчением выдохнула она, цепко ухватив его за локоть костлявыми, не знавшими маникюра пальцами. - Идемте, идемте!

Они поднялись по ступенькам, миновали толчею у секции стекла и фарфора и прошли в глубь магазина, где выставлялась скульптура и было не так многолюдно.

- Девушка, покажите нам камень, на который выписывали чек, - приблизившись к прилавку, попросила Рябокобылко.

Резной камень представлял собой рельефное изображение китайской деревеньки, притулившейся у склона горы, - с пагодой, фанзами, садами и даже с человеческими фигурками размером со спичечную головку. Тизенгауз поднес к глазам лупу шестикратного увеличения, с которой не расставался, и, плавно поворачивая камень с боку на бок, убедился, что вещь подлинная и, если пренебречь царапинами в левой верхней части, хорошо сохранившаяся. Материалом для безвестного резчика, чей прах давно истлел в земле, послужил агальматолит, плотная разновидность пирофиллита, в просторечии - мыльный камень, легкий и удобный в работе, но, к сожалению, не обладающий ударопрочностью, из-за чего экземпляры без механических повреждений в наши дни практически не попадаются.

Поставили его на комиссию чуть-чуть дороговато, мысленно констатировал Тизенгауз. Лет десять тому назад камень оценили бы дешевле на тридцать пять сорок процентов. Однако все дорожает, а произведения прикладного искусства тем более. Мастерство резьбы по камню навсегда утрачено, в двадцатом веке ручной труд не выдержал конкуренции с поточным заводским производством. Итак, решено: он, Тизенгауз, станет беднее на 57 рублей, зато его собрание резного камня Китая пополнится и составит уже не шестьдесят три, а шестьдесят четыре экспоната.

Резко повернувшись к Рябокобылко, чтобы забрать у нее чек и идти в кассу, Тизенгауз удивился необычному выражению ее изможденного лица, в особенности глаз. Глубоко запавшие, напряженные, круглые, как у птиц, они смотрели на него с отчаянной враждебностью, причем в этой враждебности проскальзывали и боль, сожаление, раскаяние. С чего это Бета Юлиановна так сильно переживает? Нервы разыгрались? Как будто от того, купит он камень или не купит, зависит ее судьба.

Оплатив покупку, он с разрешения продавщицы поставил на прилавок атташе-кейс, чтобы либо поместить камень внутрь, либо, если размеры не позволят, использовать для транспортировки хранившуюся про запас продуктовую авоську. Кейс с камнем закрылся без малейших усилий.