Однажды в России

- Голь на выдумки хитра! - воскликнула Марина и потянулась к колбе, чтобы допить остатки, но Тизенгауз отобрал у нее колбу. - Видишь, зайка, какой у меня муж изверг? Ограничивает, не дает выпить лишнюю граммульку...

- Мариночка, - укоризненно покачал головой Тизенгауз.

- Мамулька моя поплохела, - монотонно продолжала Марина. - За зиму вообще не выходила на улицу - ноги отекают. Живу в Веселом поселке и пять раз в месяц ночую у Андрюши на Бутлерова, чтобы не забыть, что я - женщина. Представляешь, зайка, совсем как в старое время.

- Мариночка, уймись, - вполголоса взмолился Тизенгауз, морщась от неловкости.

- А ты, муженек, не затыкай мне рот! - Покачнувшись на стуле, заметно осоловевшая Марина погрозила ему пальцем. - Зайка, родненькая, не сердись на меня, я дурная. Андрей - он хороший, добрый, но, что с ним поделаешь, привык жить один. Либо день-деньской молчком возится со своими финтифлюшками, разглядывая их в лупу, либо пропадает в клинике Крестовоздвиженского, на пару с Оськой сеет доброе, мудрое, вечное...

- Мариночка, Бог с тобой! - не выдержал Тизенгауз. - Если бы не благотворительный фонд Виктора Александровича и те двести долларов, которые я получаю за свою работу, мы бы с протянутой рукой стояли на паперти и...

Сзади послышался стук двери, и Тизенгауз испуганно осекся. Впрочем, Лена легко догадалась, что он хотел сказать. Когда год назад местные чиновники бесцеремонно разворовали целый пароход с гуманитарной помощью, отгруженной Вороновским в Санкт-Петербург от имени "Ост-Вест Интернэшнл", Виктор заявил с несвойственной ему резкостью, что впредь безадресной благотворительностью заниматься не будет, набивать карманы всякой нечисти ему не с руки. А месяц спустя вместе с Крестовоздвиженским учредил фонд поддержки клиники ортопедической хирургии, закупил одноразовые шприцы и лекарства, выделил средства для улучшения питания и высказал пожелание, чтобы малоимущие больные, в основном пенсионеры, после выписки домой получали бы денежное вспомоществование. Возник вопрос, кому персонально поручить эту деликатную миссию, и тогда Лена предложила Тизенгауза, чья кандидатура не встретила возражений. Так что Лена знала обо всем, кроме размера его вознаграждения. Всего двести долларов - не слишком ли мало?

- Кто к нам пришел! - в тишине прозвучал голос Лары. - Еленочка Георгиевна!

- Здравствуй, Лара! - Лена подошла к ней. - А где твоя подружка?

- Лерка торгует "сникерсами" и жвачкой, важничает, как пава! - Глаза Лары переместились вправо и уцепились за шубку Лены. - Держите меня! Норка?

Марина, не таясь, сплюнула от досады.

- Норка, - подтвердила Лена.

- Еленочка Георгиевна, можно примерить? - Нельзя сказать, что просьба Лары доставила Лене удовольствие, но отказывать было неловко.

- Примеряй.

Пока Лена помогала Тизенгаузу убрать со стола грязную посуду и банку с корюшкой, Лара надела шубку и завертелась перед зеркалом.

- Мне идет, вот только в грудях узковато... За норковую шубку я бы продалась в рабство! Еленочка Георгиевна, у вас на примете нет желающих? Ведь правда, что в Европе мода на русских девушек?

- Я не слежу за модой.

- Вы? Ни в жизнь не поверю! - Горящий взор Лары снова скользнул по комнате и задержался на свертке. - А это кому? Неужто мне?

- Елена Георгиевна привезла подарок для дочери Марины Васильевны, хмурясь, вмешался Тизенгауз.

- А-а, - огорченно протянула Лара. - Везет же некоторым.

- Мне пора, - сказала Лена, целуя Марину в щеку. - Я тебе позвоню.

Лара без энтузиазма рассталась с шубкой и спросила:

- Еленочка Георгиевна, можно я провожу вас на улицу?

- Проводи, если тебе так хочется.

Распрощавшись с Тизенгаузом, который вышел покурить на лестницу, Лена пешком спустилась вниз в сопровождении ни на минуту не умолкавшей Лары.

- Я не глупей Лерки, тоже пошла бы торговать жвачкой, да боязно, - трещала та, забегая вперед и льстиво заглядывая в глаза Лены. - А вдруг коммуняки обратно захватят власть?

- Не захватят. А если бы и захватили - тебе-то что?

- Могут посадить. Еленочка Георгиевна, у вас в Париже есть прислуга?

- Я живу не в Париже, а в Берлине.

- Все равно. Так есть или нету?

- У нас служит пожилая немка, фрау Борзиг.

- Много вы ей платите?

- Тысячу семьсот марок в месяц, - ответила Лена. - А что?

- Сколько будет в долларах?

- Примерно тысяча.

- Еленочка Георгиевна, возьмите лучше меня, - взмолилась Лара. - На ваших харчах я пойду за пятьсот. Мыть полы, чистить обувь - никакой черной работой не побрезгую. А по утрам буду подавать вам кофе в койку. Возьмете?

- Лара, зачем тебе идти в прислуги?

- Охота пожить по-человечески! - Лене стало не по себе. Остановившись, она достала из сумочки сто марок и вложила купюру в ладонь Лары:

- Купи себе что-нибудь... - На улице Лена, не оборачиваясь, села в "волгу", а Лара высунулась из подъезда и громко крикнула ей вслед:

- Еленочка Георгиевна, приезжайте почаще!

По пути в Комарове Лена вспомнила слова Вороновского и сказала себе, что он прав. Никогда и никуда не следует возвращаться из сентиментальных побуждений...