Однажды в России

Воцарилась пауза. Не скажу, что чувствовал себя здорово, и не то чтобы плохо, по-разному. Чувства не верили происходящему, и где-то ещё теплилась надежда проснуться. Другое дело – ум. Он словно объявил мне войну и искусно плёл стройные нити доводов, убеждая, что всё наяву. Его аргументы были убедительны, но эмоции восставали, не желая мириться с логикой. Анализируя ситуацию, я едва расслышал следующую фразу:

– Ты замечал, что чувство исключительности шествует рука об руку с каждым из вас? И вам это нравится, просто боитесь признаться. Даже самим себе.

Но что-то меня настораживало. Что-то здесь было не так. Внезапно прочитанное в Библии ожгло сознание. Может, это сам …? Я встрепенулся. В жилах всё вскипело. Сердце бешеным насосом направляло потоки в мозг. В горле пересохло. Попытался облизать сухие губы, но язык был жёстким и только царапал.

– Значит, по-твоему, я дьявол, – вновь раздалось ниоткуда.

Не понимая, что происходит, я старался сдерживаться, но выдали мысли. Они, словно нарочно, вертелись вокруг этого имени. Страх липкими пальцами прикоснулся к моему телу. Я мелко задрожал.

– Позволь спросить, – вновь прервал молчание голос, – чего ты так боишься?

Я молчал по-прежнему, но дрожь почему-то стала стихать.

– Почти исчерпывающий ответ. Всё же, если я существую, кто, по-твоему, меня создал и для чего?

Странно, но постепенно я успокаивался. Не дожидаясь ответов, собеседник мягко продолжал:

– Не бойся нарушить запрет.

– Запрет, запрет, запрет… – прошелестело где-то внутри.

– Наложенный религиозным воспитанием, – бубнил странный собеседник.

Моё удивление от происходящего вновь стало возрастать.

– Религиозное воспитание – это традиция, догма, и неважно, священник человек или мирянин, – подытожил он.

Разговор уходил в сторону, уводя и мой страх. Испытав облегчение, я переспросил:

– Традиция?

– Традиции. Именно они рождают чувства, но вы не осознаёте это, – раздалось в ответ.

Внезапно я оказался на маленькой обшарпанной кухне. Помимо меня, в ней находилось ещё двое. Мы разместились за маленьким столиком на трёх шатающихся ножках, под тусклым ажурным абажуром. На плите кипел чайник. Незнакомцы неторопливо беседовали, взглядами приглашая меня присоединиться.

Я посмотрел на пожилого мужчину и молча согласился с его доводами. Он считал, что все религии призывают к миру и что в любом тексте, будь то писание или роман, каждый найдёт оправдание своим поступкам.

Ему оппонировал юноша, по всей видимости, убеждённый атеист. Он яростно убеждал собеседника в агрессивности религиозных конфессий, ратуя за светский уклад. Приводя в доказательство костры инквизиции, юноша изучающе посмотрел на меня. Завершая своё пылкое выступление, он отметил: исповедуй Россия иное мировоззрение, мы бы жили в другом государстве.

Пока длилась его речь, мною владели противоречивые чувства. Странность ситуации в том, что моё отношение к этим двоим складывалось из симпатии и антипатии. Не в состоянии привести убедительные аргументы, я неприязненно посмотрел юноше в глаза. Видимо, взгляд мой не сулил ничего хорошего, поскольку тот осёкся.

Так же внезапно всё исчезло. Я вновь оказался в своём кресле у окна. Резкие перемены в ощущениях тормозили рефлексы. Мгновение назад я испытывал злость и был уверен, что это реальность, но всё оказалось игрой воображения.

– Полагаю, – голос не оставлял выбора, – ты не станешь отрицать своё несогласие с юношей? Неожиданно для себя ты предпочёл мнение зрелости. Почему?

Я пытался внимательно слушать и в который раз ущипнул себя. Проснуться по-прежнему не удавалось, а он всё говорил и говорил, не обращая внимания на мои бесполезные попытки: