– А ведь всё предельно просто. Юноша, выражая мнение, невольно коснулся твоего подсознания, где зарождаются эмоции, откуда они берут своё начало. Когда-то твои далёкие предки принимали либо отвергали идеи, будоражившие их современность. Самые жизнеспособные из этих идей со временем превратились в чувства. Стали догмами. Постепенно, наслаиваясь друг на друга, эти чувства сформировали то, что называют национальным характером. Именно по этой причине ты не можешь объяснить природу своих чувств. Догмы предков достались тебе в наследство. Ты рождён в обществе, опутанном традициями, а потому обречён подчиняться догмам. Никому не прощают унижения устаревших, даже ставших предрассудками, традиций. Твоё несогласие с юношей – из-за проявленного им неуважения к обычаям твоих предков. Оскорбив традиции, он невольно нанёс оскорбление и тебе. Впрочем, мне не вполне понятно твоё недовольство. Юноша констатировал факты. Не более. Основа любой религии – фанатизм. Её фундамент – апостолы, не терпящие инакомыслия. Христианство не исключение. Вспомни, как инквизиция сжигала тех, кто не отрёкся от веры предков, и всё во имя кроткого Христа. Религий на планете много, и люди любят своих богов. Но вы никогда не оставите попыток обратить всех в свою веру. Ведь гораздо проще управлять, используя свой кнут и свой пряник. Но, навязывая идеи, вы проливаете кровь, и человеческие жертвы – лишь ритуальные приношения костру новой религии. Больше крови – ярче пламя! И найдется человек, и объявит себя пророком, и явятся последователи, и станут фанатично и преданно ему служить. И, ослеплённые фанатизмом, они сдвинут тектонические плиты общественного сознания. Круша отжившие традиции, освобождая место новой истине. Впрочем, стадо баранов не заслуживает жалости и сочувствия. Вы сами, по доброй воле, выбираете своих пастухов.
У меня медленно «закипали» мозги. Информация усваивалась сразу, только сильно болели виски. Казалось, черепная коробка физически не вмещает непривычный объём.
– Твоя боль скоро пройдёт, – собеседник был спокоен. – Теперь ты знаешь, что такое запрет. Ты разозлился без видимой причины – это сработала догма. Её формула проста: нет, потому что нет. Но она эффективна, а потому трудно бороться с догмами, а те, кто пытается, заранее объявлены сумасшедшими.
Голос смолк. Я был в плену его аргументов. Странно, но многое из того, что он говорил, находило во мне понимание. Словно подслушав, мой собеседник вкрадчиво произнёс:
– Небеса создали лучшее из творений, но, увидев результат своего труда…
– Лучшее? – перебивая, спросил я. Мои скромные познания не давали ни единого шанса в этой дискуссии.
– Лучшее, – спокойно продолжил он. – Лучшие всегда во всём виноваты. Их вина в том, что не такие, как все. Ты всё ещё полон недоверия, но вдумайся: его проступок – лишь в решимости иметь своё мнение. Не это ли вожделенная свобода, которой вам так недостаёт? Впрочем, никто не жаждет свободы больше, нежели рабы.
– Тебя послушать, так Сатана – ангел, – пропуская последнюю фразу, возразил я.
– Так и есть. Падший, но несущий свет. Одним словом, Люцифер. Странно, вы по-прежнему популяризируете миф, причём самым действенным способом. Рекламируете запрет, а это, согласись, нелогично. Запрет всегда порождает желание. Если он враг, забудьте о нём, забвение – лучшее наказание.
Его логика страдала безупречностью, и это раздражало. Словно почувствовав моё состояние, собеседник попытался примириться:
– Не сердись. Рабу пристало скрывать эмоции.
Сердце в груди заколотилось! От ярости потемнело в глазах.
Выждав некоторое время, он мягко произнёс:
– Напрасно ты обижаешься. Ведь вы сами, по доброй воле, считаете себя рабами. Разве другие не могут об этом говорить?
Я молчал. Не дожидаясь ответа, он в обычной манере принялся рассуждать:
– Странно, что ты не в состоянии объективно воспринимать информацию.
Невольно я попытался прислушаться к его рассуждениям и отреагировал:
– О чём ты?
Голос не спеша продолжал:
– Сделай милость, скажи, почему, считая себя рабами, вы в то же время называете Всевышнего Отцом? Разве возможно рабу быть подобным Богу? Да и зачем ему рабы? Он всесилен. Может, причина иная, и вас постепенно превращают в рабов? В бессловесные жертвы для заклания на алтаре? Иначе зачем постоянно внушать, что смирение и покорность – вершины человеческого духа? Разве это так? Разве не отчаянная решимость возносит человеческий дух на сияющие высоты славы? Разве не ей, проявленной в смутные времена, славяне обязаны тем, что ещё существуют на этой планете? Разве не зовётся этот порыв подвигом и героизмом? И разве не подвиг свидетельство истинной, божественной сущности человека?
Повисла пауза. Возразить было нечего. Он печально закончил мысль: