Однажды в тридевятом царстве

Иванка вскочил с лавки как ошпаренный, услышав крик, и сразу понял: случилась беда! В галерее уже грохотали по деревянному настилу десятки подкованных сапог, а отрок ещё натягивал кольчугу дрожащими от тревоги руками, никак не попадая головой в горловину.

Напялив шлем набекрень, так что наносник застрял над левым ухом, Иванка распахнул дверь и ахнул: сумрак ночи пронизывали летящие со всех сторон через стену крепости огни, словно стая красно-жёлтых хищных птиц. Это вражеские стрелы с привязанной горящей паклей несли смерть и разорение в мирно спящий дом. Уже заполыхала крыша терема воеводы, что-то горело и в дальнем углу двора.

Крики, конское ржание, звон оружия и посвист стрел наполнили пахнущий ужасом и дымом пожарища воздух…

* * *

Они остановились возле узкой дорожки, ведущей вверх, в горку, между густых раскидистых лип. Старик переводил дух, уперев жилистые руки в колени и нагнувшись вперёд.

– Ух, совсем из сил выбился… Сердце так и стучит, так и стучит, а тут ещё в гору подниматься… Ничего, справимся! Правда, Стёпушка? – он глянул на мальчика прозрачными, как мартовское небо, глазами и вымученно улыбнулся: – Пойдём…

В конце зелёной дорожки, на горке, оказался тот самый храм, который Стёпка с отцом видели, въезжая в город. Белые каменные стены возносили высоко в небо зелёные купола – такие же, как островерхие великаны-ели на другом берегу реки. Лесные стражи охраняли лес, а что охраняли купола, Стёпка не догадался.

С вершин куполов смотрели сверкающие на солнце золотые кресты. И казалось, что от сияния крестов солнце светит ещё ярче, ещё горячее. А внизу, под горой, обрывавшейся вниз почти отвесной стеной, текла неспешная широкая река, отражая и дробя в своём ребристом зеркале лучи солнца, разбрызгивая их мириадами солнечных зайчиков по всей округе.

Старик и мальчик поднялись по ступеням высокого, резного, под шатровым куполом крыльца, живо напомнившего Стёпке русские народные сказки, и вошли в прохладный сумрак храма. Мальчик зацепился взглядом за какую-то табличку на стене, но прочитать не успел, увлекаемый дальше сухой рукой своего провожатого.

– Пойдём, пойдём… – подгонял его Иван Тимофеевич.

Они распахнули тяжёлую деревянную дверь и очутились в следующем помещении.

Первое, что увидел Стёпа и что его изумило, была большая русская печь с приветливым белёным боком, с кованой чугунной дверцей.

– Утро доброе, Марья Макеевна! – поздоровался директор музея со старушкой в платочке, сидящей за столом, где были разложены для продажи книги, иконы, свечи. – А где отец Михаил?

Старушка улыбнулась, продемонстрировав редкие остатки зубов, и тонкие лучики морщинок потекли в разные стороны от уголков её глаз.

– Сейчас придёт, Иван Тимофеевич. Как здоровье-то ваше? Давненько к нам не захаживали…

– Да чего там, жаловаться нечего… – ответил Иван Тимофеевич, подходя к столу.

– А это ваш внучек? – поинтересовалась Марья Макеевна, поглядывая на Степана.

– Скорее правнук по возрасту, – уточнил старик, – Это Стёпа, наш столичный гость, очень интересуется историей старой крепости.

Стёпа поздоровался.

– Столичный, значит?.. – собеседница покивала головой в платочке с видимым уважением, продолжая лучиться приветливой улыбкой.

А Стёпка с интересом рассматривал выложенные на столе иконы и книги. Он впервые был в настоящей церкви и чувствовал себя неуверенно.

– Ты, Стёпа, если хочешь, сходи, посмотри храм, пока мы тут ждём настоятеля, – предложил Иван Тимофеевич, указав рукой на большую деревянную дверь сбоку.

Стёпа последовал совету.

В соседнем помещении шёл ремонт: вдоль выбеленных стен тянулись строительные леса, сверху свешивались заляпанные краской полотнища полиэтиленовой плёнки, выложенный большими квадратными каменными плитами пол был засыпан пылью.

Но передняя стена – от пола до потолка – была заполнена иконами. Стёпка подошёл ближе и стал рассматривать изображения жизни святых. Он совершенно не разбирался в истории религии, но яркие, праздничные краски (в них преобладали золото, пурпур, охра) и замысловатые сюжеты так захватили его воображение, что мальчик не заметил, как открылась за его спиной дверь.

– Что, иконостас рассматриваешь? – спросил Иван Тимофеевич.

– Ага! – кивнул Стёпка. – Здесь так здорово!