— Не очень, — ответил Филипп. — Впервые я встретил тебя совсем на другом конце леса, неподалеку от последней в этих местах деревушки, за которой начинается вообще непроходимая чаща. Оттуда до замка я несколько часов ехал верхом, так что это Довольно далеко. Даже в этом мире.
Далеко. Значит, путь займет еще некоторое время. Ее бесило понятие «некоторое время». Неопределенное. Вязкое. А тут еще постоянные воспоминания вклиниваются, окончательно сбивают ее с толку. С ума сойти можно.
— Так ты правда победил дракона? — спросила Аврора, пытаясь заглушить нарастающую тревогу.
— Правда, правда, — горделиво вскинул голову принц. — Это было потрясающе! Скажи, когда в последний раз кто-нибудь убивал дракона? Вот то-то! Об этом люди еще много веков будут песни слагать…
Он внезапно запнулся, и его сияющая улыбка погасла, превратилась в грустную усмешку. Аврора сочувственно смотрела на него. Этот юноша нравился ей все больше и больше.
— Вообще-то, если честно, это в основном заслуга фей, — застенчиво признался Филипп. — Это они помогли мне, дали волшебный меч и сами, можно сказать, направили его в сердце дракона. Без них я бы не справился. А уж страшно мне тогда было стоять перед этим драконом так, что и слов не подберешь.
— Страшно, говоришь?
— Еще как!
Аврора представила себе принца Филиппа, стоящего с мечом перед огнедышащим драконом. До чего же он красивым был в ту минуту, наверное!
А то, что он честно признался, что ему было страшно, только делает ему честь. Разве можно не испугаться, выйдя на поединок с таким чудовищем? Если бы сказал, что ничуточки не испугался, значит, соврал бы.
— Бояться, но пересилить свой страх, это же и есть настоящая храбрость, верно? А когда что-то делаешь и не боишься, то какой же тогда это подвиг?
Похоже было, что Филипп сейчас повторял чьи-то слова. Может быть, тоже вычитал их в каком-нибудь рыцарском романе.
Принц немного помолчал, вспоминая ту великую битву с драконом.
— В глазах Малефисенты горела ненависть, — спокойным ровным тоном продолжил Филипп. — Бешеная ненависть. Но при этом они казались какими-то удивительно пустыми… Души в них не было. Такие же пустые глаза я видел у ее слуг, которых она вызвала себе из преисподней. Дракон, конечно, был большим, грозным, но эти глаза, этот взгляд… Это в нем показалось мне страшнее всего, страшнее, чем чешуя или огонь из пасти.
— Жуть какая, — сказала Аврора, и только потом сообразила, насколько глупо это прозвучало. А принц на эти слова обиделся.
— Прости, — попыталась загладить свою оплошность принцесса. — Я понимаю, это было по-настоящему страшно, и ты, конечно же, герой, только… Когда ты убил дракона, все должно же было закончиться, так?
— Должно было закончиться, да вот, как видишь, не закончилось.
— Знаешь, мне до сих пор не верится, что мир, в котором я прожила последние шестнадцать лет, был выдумкой, сном. Я не понимала этого, и он казался мне настоящим. А теперь ко мне возвращаются воспоминания о шестнадцати годах другой моей жизни, которую я провела в действительно настоящем мире. Мне очень хочется в это верить, но все это так сложно и… страшно, как твой дракон.
— Мир, который ты начинаешь вспоминать, действительно настоящий. Поверь мне, я-то сам совершенно точно в нем жил.
— Это ты в нем жил, и тот мир был для тебя настоящим, потому что тебе совершенно точно было известно, кто ты такой, кто твои родители и где твой дом. А я ничего не знаю о себе наверняка. Мне и в том мире, который вроде бы настоящий, все время лгали. Не говорили, кто я, кто мои родители, где мой родной дом. И о том, кто такие мои тети, я тоже ничего не знала. Я подкидыш, и тот мир, который ты называешь настоящим, для меня оборачивается такой же выдумкой, как мир замка, мир сна. Знаешь, я честно тебе признаюсь. По мне, наверное, легче было бы сразиться с драконом. Ну, что дракон? Страшно, конечно, зато абсолютно понятно — либо ты его, либо он тебя, и никаких загадок, недомолвок. Если бы я убила дракона, то попереживала бы немного, и успокоилась. А если бы дракон убил меня, тогда для меня просто все закончилось бы, и все. Точка. А с этими двумя мирами у меня голова пухнет! Еще немного, и я с ума сойду, слышишь? — К этому моменту принцесса уже сорвалась на крик. — В моем выдуманном мире все люди были выдуманными, да. Но и весь мой так называемый настоящий мир тоже был выдумкой, пускай и не моей! Значит, и в нем люди были выдуманными? Где же тогда невыдуманные? А ты сам? Ты какой, принц Филипп, — тоже выдуманный или нет?
Аврора замолчала, размазывая по грязным щекам слезы.
— Ну, ладно, ладно, успокойся, — мягко сказал Филипп. — Лучше расскажи обо всем, что тебя мучает. Выговорись, полегчает.
Агрессивное возбуждение ушло, сменилось, как это часто бывает, неудержимыми слезами. Авроре трудно было сказать, какое из этих состояний ей нравится меньше. Они оба ей не нравились. Потом она вновь заговорила: