Однажды замужем

Вдруг с ним все-таки что-то случилось? А я собираюсь на вечер, буду там слушать музыку, веселиться… Глупость какая-то! Ну что может случиться со взрослым мужчиной, приземлившимся по расписанию в крупном городе? Нет, там все в порядке. Даже если он и с Инной Петровной. Это еще не беда. А вот как Светка?

Подошла к холодильнику, чтобы сделать себе бутерброд с сыром, и вдруг услышала неясный гул. Холодильник? Нет, он не так шумит. И вдруг поняла: гул — в моей голове. Вот новость: голова у меня никогда не болела, а тут на тебе! Нашла таблетку анальгина, выпила. Не помогло. Наоборот: гул усиливался и меня начинало знобить. Простуда? Но откуда ей взяться? На улице жара, а я и зимой-то никогда не простуживаюсь. Легла в постель, все еще не веря, что это происходит со мной. Укрылась одеялом. Не согреваюсь. Потом вдруг бросило в жар. Надо бы уснуть, будет легче. Но как?

Нет, это вовсе не голова, это трещат кузнечики. Луг, залитый солнцем, пахучий клевер, ромашки, кузнечики и бабочки. Девочка в короткой юбке… Светка! Что-то случилось со Светкой! Вскочила, как от удара. Тело покрыто мелкими каплями пота. Голова чистая, жар отступил. Осталась слабая пульсирующая боль. Светке плохо, Светке плохо…

Встала, пошла на кухню. Вытряхнула в свою сумку все имеющиеся в наличии лекарства. Потом положила бинты, йод и зачем-то домашние тапочки. Ничего другого не взяла. Надела плащ, на секунду остановилась у порога: «Так: деньги, ключи, паспорт. Кажется, все». Нисколько не удивилась, когда раздался телефонный звонок. Я его ждала.

— Мама, это ты? — спросила, снимая трубку. — Что со Светкой? Простуда? Грипп? А если скарлатина?.. Да, я еду, я уже одета. Не волнуйся, как раз успеваю на последний поезд. Как чувствовала…

СО МНОЙ СЛУЧИЛОСЬ…

— Стыдно мне за тебя, Ирина! Твои подружки уже по нескольку раз развестись успели, а ты еще ни разу замужем не была, — говорит мне мать. Она считает, что двадцать четыре — критический возраст. — Через год на тебя и смотреть-то никто не захочет!

Не знаю, что будет через год: не могу мыслить так далеко вперед, я ведь не Борис Михайлович. Но сейчас я сама ни на кого смотреть не хочу.

Ох, и намучилась я с этим Борисом Михайловичем! Мало того что почерк неразборчивый, так еще и содержание отвлекает. Гоняя уже пять лет одни и те же технические тексты, я научилась печатать их вслепую, не глядя на лист. А тут — художественная литература, пришлось вчитываться.

Вначале я ему не верила: как он может знать, что было сотни лет назад? Ну, о том, что происходило — войны там, восстания, можно еще в каких-нибудь старых газетах прочитать. Или в летописях. А вот что люди говорили и что чувствовали — это уж извини-подвинься. Ну хотя бы это: «Нет, — подумала государыня, взяв с мраморного столика золотую табакерку, — удержать власть, спрятав меч в ножны, невозможно!»

Откуда Борис Михайлович знает, что подумала государыня в тот момент, когда брала со стола золотую табакерку? Может, она об этом подумала совсем в другой раз. И вообще, разве можно угадать человеческие мысли?

Но оказалось — можно. И Борис Михайлович это вскоре доказал. Принес он как-то рукопись. «Вот так нужно», — умолял, проводя рукой по горлу.

— Только через неделю, — ответила ему.

— Понимаете, Ирочка, послезавтра я уезжаю: путевка в Крым. А если задержитесь после работы? Я был бы очень признателен…

Нужна мне его признательность — лишний трояк какой-нибудь! И вообще, не могу все время работать так, будто за мной бешеная собака гонится. Он, видите ли, отдыхать едет! В Крыму под солнышком загорать! А я уже два года не отдыхала.

Борис Михайлович взял рукопись, раскрыл огромный темно-зеленый баул:

— Я знаю, что вы сейчас подумали: едет отдыхать, в Крыму под солнышком загорать, а я тут должна глаза над его почерком портить. Вы, в общем-то, правы. Я сам виноват… Все никак не получалось, — начал почему-то оправдываться.

Мне стало его жаль: неужели и у писателей что-то не получается?

— Оставьте, — сказала я ему. — Сделаю.

Борис Михайлович обрадовался — даже руку мне поцеловал. Я, правда, тут же ее вырвала: пальцы у меня все черные от копирки. Но сама подумала: вот что значит о государях и императорах писать. Жаль все же, что современная молодежь не имеет никакого представления о придворном этикете.

С тех пор я ему поверила. Наверно, все писатели телепаты. Только одни «телепают» в настоящем времени, в синхронном, как говорят у нас, срезе, а другие — в исторической перспективе.

Я стала очень осторожной с Борисом Михайловичем: и в словах и в мыслях. Я его боялась. И уважала. Когда бы он что ни приносил, я откладывала все в сторону и в первую очередь делала ему.