Однажды замужем

Я вдруг обнаружила в себе пылкий интерес к истории. Пошла в нашу библиотеку, перерыла весь каталог, но ничего, кроме «Истории Пунических войн» и «Истории крепостной девочки», не нашла. Для начала этого хватило. Мать вначале тихо изумлялась: «Чтой-то тебя вдруг на историю потянуло?» А потом это стало ее всерьез тревожить: «Ты бы лучше на танцы сходила. Глядишь, жениха бы себе вытанцевала. — И с робкой надеждой прибавляла: — Может, какой дурак и отыщется…»

Как-то Борис Михайлович рассказал мне свою биографию. Случилось это одним теплым сентябрьским вечером, когда он заехал, чтобы забрать очередную главу своего очередного исторического романа.

Оказалось, он не сразу стал писателем: вначале был простым инженером. До тридцати лет проработал в обыкновенном проектном институте. А потом получил травму: поехал на экспериментальный завод, и там на него свалился какой-то блок. Пока лежал в больнице, это все и случилось: «От одной болезни вылечился, другой заболел». Вначале писал тайно, в свободное от проектов время. Никому о своем новом увлечении не говорил, боялся, товарищи не поймут: это его, мол, тогда на заводе трахнуло, вот мозги и пошли наперекосяк. Но потом поместил небольшую заметку в стенной газете, посвященную стопятидесятой годовщине восстания на Сенатской площади. Заметка понравилась, и кто-то предложил послать ее в одну из центральных газет. Предложение казалось настолько нелепым, что Борис Михайлович потерял сон. «А что? — думал ночи напролет. — Чем черт не шутит?» В конце концов послал — чтобы избавиться от бессонницы. А там взяли и напечатали. Правда, всю историческую суть события, изложенную Борисом Михайловичем на пятнадцати страницах, уложили в одну маленькую колонку. И когда он увидел набранное типографским способом «Борис Титов», то решил рассчитаться со своим проектным и полностью отдаться творчеству.

Писалось ему легко и быстро. Но написанное не печаталось. Тогда он бросил писать и стал читать. И чем больше читал, тем меньше хотелось писать… Но все же он себя заставил: уроки истории научили не сдаваться.

— И знаете, что помогло, Ирочка?

— Обильное чтение, — догадалась я.

— Не попали: психотерапия! — смеясь, сказал он. — Каждый день я приходил к Союзу писателей и смотрел на входящих туда и выходящих. И думал: неужели я хуже? Ну и каждый раз, разумеется, убеждался, что не хуже.

Высокий старик в белых кедах, белых брюках подошел к нашей скамейке и сел на другой ее конец. В руках старик держал заправленную в чехол ракетку, которой тут же стал постукивать по скамейке. «Другой скамейки не нашел, что ли?» — зло подумала я.

— Вы не устали, Ирочка? — снова спросил Борис Михайлович. — Давно меня так никто не слушал!

— А жена? — Вопрос вырвался быстрее, чем я успела его для себя сформулировать.

Борис Михайлович вздохнул:

— Жена? Это было так давно!.. — И продолжал рассказывать: о наших славных предках, о великом историческом прошлом… — Для того чтобы описывать события давно минувших дней, моя дорогая, нужно понять инфраструктуру истории, — поведал он мне. И начал раскрывать суть этой самой инфраструктуры.

В это время старик теннисист, который уже перестал стучать ракеткой, начал громко чихать.

— Ох, и заговорил я вас! — спохватился Борис Михайлович.

— Ну что вы! Еще так рано! — взмолилась я.

Но Борис Михайлович уже встал. Хотел набросить на меня свой пиджак, но вспомнил, что оставил его дома. Поэтому он прикрыл мои плечи своей рукой…

После этого вечера Борис Михайлович куда-то исчез. Мне все казалось, что мы с ним о чем-то недоговорили и что он непременно должен мне позвонить. Но он не звонил. Я вздрагивала от каждого телефонного звонка. Но это был не он. И я поняла: ему со мной неинтересно. Я же только слушаю, а сказать ничего не умею. Молчу, как пустыня Гоби. К тому же у меня нет своего взгляда на историю: ни на мировую, ни на отечественную.

Я решила: буду работать над собой. Добьюсь, чтобы Борису Михайловичу стало со мной интересно. Засела за книги. Начала с Исторической энциклопедии, начинать надо с азов. Продвигалась медленно: я прочно засела на букве «А». Мать, заставая меня по ночам с книгой, возмущалась:

— Охота мозги иссушать? Сейчас умные жены не в моде.

На работе тоже заметили, что я изменилась. Люда, которая когда-то навязала на мою голову Бориса Михайловича, сказала прямо:

— Видала чокнутых, но таких… Вместо того чтобы печатать за деньги, она бесплатно энциклопедию перепечатывает.

Люда преувеличивала: я перепечатывала только избранные места, те, которые трудно запоминались. Например: «Абашевская культура — культура племен конца бронзового века, обитавших во 2-м и начале 1-го тысячелетия до н. э. в Поволжье, главным образом на территории современной Чувашии». Выписки повторяла в метро и в автобусе.