Иногда я забываю, как нам повезло иметь двух здоровых счастливых детей: например, когда под ноги подворачивается игрушечная корона с острыми зубцами или Коко требует очередную сказку на ночь. Тем не менее от одной мысли о том, что мои дети могут пострадать, мне становится дурно. Коко – мое дитя, мой первенец, я держала ее на руках еще до того, как она познала боль и страх. Однажды, когда ей было пару месяцев от роду, мы с Дэном решили подстричь ей ноготки, и он случайно прихватил ножницами крошечный пальчик. Она удивленно вскрикнула и посмотрела на нас так, будто мы ее предали. Глядя на капельку крови, я остро осознала, что моя дочь впервые испытала боль, и это случилось по нашей вине.
Помню, как-то раз Коко прыгала на горке в парке, стараясь привлечь мое внимание. Вдруг она споткнулась, упала, ударилась подбородком о перила и до крови прикусила губу; я тут же вместе с ней ощутила резкий переход от радости и оживления к боли и печали. Помню ночи, когда она лежала с температурой, а я не знала, как ей помочь, – то ли вызвать «Скорую», то ли просто дать поспать. Узнав, что с моей дочерью случилось несчастье, я вновь переживаю все страшные моменты, только теперь мне еще хуже, потому что я понятия не имею, что именно произошло и насколько это серьезно.
Заметив такси, принимаюсь энергично махать рукой, однако каждый раз оказывается, что маячок погашен и внутри сидит пассажир. Ближайшая машина «Убера» приедет только через семнадцать минут. Наконец мне удается поймать свободное такси, но следующие полчаса я провожу в пробке, безуспешно названивая Винтер.
С помощью коляски с Медвежонком расталкиваю толпу в отделении травматологии, хватаю за рукав первую попавшуюся медсестру и требую, чтобы меня провели к дочери.
– Успокойтесь, мамочка. Вы к Коко Джексон? С ней все в порядке. Идемте. – Медсестра жестом предлагает следовать за ней. Только теперь я замечаю, что меня трясет. – Погодите, мамочка. – Она останавливается у столика, на котором стоит кувшин, и наливает в пластиковый стаканчик апельсиновый сок. – На вас лица нет, вы так дочку напугаете.
Делаю пару глубоких вдохов, через силу пью разбавленный сок, пока медсестра рассказывает, что случилось.
Захожу в палату и вижу Коко: она отправила Винтер за снеками из автомата, а сама безмятежно возлежит на кровати, окруженная подушками, и смотрит «Октонавтов» на телефоне моей помощницы. На правом запястье – эластичный бинт. Меня разбирает нервный смех.
– Что ты натворила, конфетка? – Целую ее в лоб. – Как же ты меня напугала!
– Мама, Винтер смотрела в телефон, совсем как ты, а я хотела, чтобы она поглядела, как я качаюсь на качелях. Я встала на сиденье, чтобы она меня увидела, но упала и стукнулась рукой. Я нечаянно. Это просто «счастный случай».
Похоже, Коко втайне гордится собой – первый визит в больницу!
Возвращается Винтер, нагруженная снеками (похоже, ей пришлось опустошить весь автомат). Завидев меня, она замирает, вероятно, предполагая, что ее ожидает серьезная взбучка. Глаза заплаканные, по щекам течет тушь.
– Простите, Эмми, сама не знаю, как это случилось. Коко качалась на качелях, а потом вдруг оказалась на земле. Я заглянула в телефон – всего на секундочку, честное слово, – а потом… потом… – Винтер принимается всхлипывать. – Медсестра сказала, перелома нет, и все же нужно сделать рентген… – Она разражается рыданиями.
Мне хочется отчитать ее по полной, – я уже отрепетировала гневную речь, пока ехала в такси, – но почему-то язык не поворачивается.
– Ну что ты, не надо плакать. Коко, похоже, не пострадала. У тебя ведь все хорошо, Кокосик? – Глядя на Винтер, с некоторым раздражением понимаю, что мне приходится ее утешать, хотя должно быть совсем наоборот. – Нам не следовало просить тебя присматривать за Коко, это не твоя работа.
– Я плачу не из-за этого. То есть из-за этого, конечно, тоже, но еще и… понимаете, я отвлеклась на телефон, потому что… Беккет меня выгнал. Он хочет сосредоточиться на музыке и не может тратить время на остальное… – Плач переходит в рыдания. – Что делать? Где мне теперь жить?
Деликатный и заботливый музыкант Беккет заявил, что все кончено, и попросил Винтер освободить квартиру, отправив ей в директ длиннющее сообщение, практически целую поэму. Чувствую, пока мы дожидаемся доктора, придется оказывать моей помощнице психологическую поддержку. Удостоверяюсь, что Медвежонок крепко спит, выдаю Коко пакетик шоколадных шариков из богатых запасов, рассеянно глажу ее по затылку.
– Располагайся, – приглашаю Винтер сесть рядом со мной в ногах кровати. – Что случилось? Вы поссорились?
– В том-то и дело, что нет. Я думала, у нас все прекрасно. Мы никогда не ссоримся, живем – то есть жили – душа в душу. Ничего не понимаю. Понятия не имею, что делать дальше. – Она передает мне телефон, чтобы я прочла сообщение.