Однако когда и на другой день, в обед, пакетик остался нетронутым, Георгий встревожился. Он прошелся по всему объекту, заодно проверил, как идет работа. Все вроде нормально, но нигде не увидел Чуни, ни голоска ее не слышно, ни смеха от очередной затеянной шкоды.
– А где Чуня? – спросил он, отыскав Маричку, которая на пару с подругой Зухрой шпаклевала стены в одной из квартир. – Что-то не вижу ее нигде… Не заболела ли?
Маричка вздохнула и виновато отвела глаза, и эта реакция что-то очень не понравилась Георгию.
– Что случилось? – настойчиво поинтересовался он.
– Чуню увезли. – Маричка вдруг всхлипнула. – Забрали позавчора у дитячий будинок.
– Какой еще будинок? – Боцман не сразу понял, что речь идет о детском доме. А когда осознал, всполошился. Вся стройка была в курсе, как ненавидела Чуня свой детский дом, как отчаянно боялась возвращения в него. – Как это так вышло? – Он грозно нахмурился, в его голосе послышались раскатистые штормовые нотки.
– А це ви у своей помічниці спросите. – И девушка, не выдержав, расплакалась.
И снова он сначала не понял, при чем тут его помощница, «матрос Ершова». Но Зухра и другие собравшиеся вокруг рабочие вскоре объяснили, что произошло, пересказав, со всеми красочными подробностями, события недавних дней. Как раз в тот момент, когда прораб отлучился с объекта (Георгию нужно было съездить по делам в головной офис), на стройку заявилась полиция – им поступил сигнал, что на территорию проник беспризорный ребенок. Все случилось так неожиданно, что Чуня не успела ни спрятаться, ни убежать. Только кричала, когда ее забирали, обвиняла во всем помощницу прораба, уверяла, что именно эта сучка настучала на нее ментам – чем-то ей Чуня помешала, чем-то не понравилась.
Конечно, Боцман вспылил, возмутился тем, что последним узнает новости на стройке. Почему ему ничего не рассказали сразу, еще позавчера, как только все случилось? Но, чуть поостыв, осознал, в чем дело, – не сказали не потому, что его не уважают, а потому, что не хотели доносить на помощницу. За то недолгое время, которое «матрос Ершова» пробыла на стройке, никто так и не разобрался, что тут делает эта разодетая в дорогие шмотки девица и кто она вообще такая. В том числе не понимали ее взаимоотношений с прорабом – вот и решили на всякий случай ничего ему не говорить. Маргариту за ее поступок все осуждали единодушно, одна лишь Зухра, мать троих детей, бывшая учительница русского языка из Душанбе, пожав плечами, проговорила неопределенно:
– Может, она как лучше хотела. Молодая, жизни не знает.
И эти слова помогли Георгию взглянуть на ситуацию чуть по-другому. Он перестал метать громы и молнии, отправился на поиски Марго и, встретив ее около склада, позвал:
– Пойдем в прорабскую. Надо поговорить.
Там он не спеша заварил чай – тем самым способом, которому научился у китайцев, налил две чашки, поставил одну перед Маргаритой и сел напротив.
– Был я как-то в рейсе и сдружился с одним финном, – начал он. – Хороший был парень, порядочный, трудолюбивый. Йони его звали. Но какой-то грустный, смурной, знаешь, такой. Почему – никто не знал, и как-то не решались выведывать. Как в порту сойдем – так наш Йони напивается вдрызг в первой же попавшейся наливайке. И не просыхает, пьет и пьет, бывало, обратно его в бесчувственном состоянии приносили…
Матрос Ершова поглядела на начальника с некоторым недоумением, явно не понимая, что это он посреди рабочего дня вдруг ударился в лирические воспоминания. Вроде ему обычно не до этого… Но она молчала, слушала, и Боцман продолжал.
– Как-то я разговорился с ним. Выпили по сто, потом по двести. И Йони, этого молчаливого финна, вдруг прорвало. Видишь ли, матрос Ершова… Финны нас во многом опередили по части прогресса и комфорта. Они все-таки Европа, а мы – до сих пор варвары. И в новых, как их там… гуманистических веяниях финны обогнали своих отсталых соседей, то есть нас. Феминистки у них вовсю развернулись, гей-парады в полный рост, одним словом – сплошная толерантность и политкорректность. Ты девушка молодая, эмансипэ, сама за равноправие, и, наверное, не поймешь, в чем тут подвох. Не поймешь, пока вот такого финна Йони не встретишь. Или таких, как он. Неважно, финнов или других таких же «настоящих европейцев». Их всех коснулась эта проблема.
– О чем это вы? – с недоумением поинтересовалась Маргарита.
– О ювенальной юстиции, – пояснил он. – У нас эта дрянь пока еще только начинается, разворачивается потихоньку, но еще немного – и она расцветет пышным цветом. И это будет еще похуже, чем при совке, когда все всего боялись. Боялись сказать что-то не то, сболтнуть спьяну коллегам, друзьям или даже родственникам. Расскажешь анекдот, да не тот, – а ребенок запомнит и повторит во дворе или в школе, его вызовут к директору, а потом родителей – куда надо.
– Что еще за ювенальная юстиция? – наморщила лоб девушка. – Я вроде встречала этот термин в Интернете, но не помню, что он значит.