Одно воспоминание Флоры Бэнкс

— Схожу в туалет, — сказала я, взяла лимонад, отпила немного, чтобы доказать, что я веду себя как обычно, будто эти двое были моими родителями.

Она повернулась ко мне. У нее было очень доброе лицо. Она носила очки, как Дрейк.

— Справишься одна? Он вон там. Видишь табличку? Или мне пойти с тобой?

Я проследила за ее пальцем и увидела табличку.

— Нет, — ответила я, — справлюсь. Конечно же, я справлюсь. Поход в туалет мне по силам.

Она кивнула.

— Разумеется. Прости.

Я прошла между столиками, стоявшими далеко друг от друга, но все равно попадавшимися на пути. В комнате было много народа, но не битком. Я была в джинсах и проверила — есть ли в кармане деньги. Деньги были, но какие-то странные. На банкнотах было написано слово «крона». Странно, что деньги в этом холодном месте назывались кронами, но я не сомневалась, что они помогут мне купить еще пива. У меня нашлось еще несколько монет с дырочками в центре.

Я собиралась пить пиво, как нормальный человек. Я думала, что именно это нужно сделать перед тем, как мне позволят увидеть Дрейка. Надо было продемонстрировать миру, что я могу вести себя как обычная женщина. Мне семнадцать лет, и я поцеловала парня на пляже.

Я пошла в туалет, потому что знала: на меня смотрит та женщина (Элис? Эмбер?). Я села на унитаз, закатала рукава и прочла все, что написала на руках. Единственной фразой, имевшей смысл, было: «Флора, будь храброй». Еще там было написано «Суперженщина», «Холодное место в моей голове» и «ДРЕЙКДРЕЙКДРЕЙК», а еще «5827». «Дрейк» было вырезано на коже. Это мне понравилось больше всего.

На левом запястье было написано: «Эги», «Друг», «Очки». Вот кем была та женщина. Ее звали Эги. Я нашла ручку в кармане, где она всегда лежала, и написала «Эги» большими буквами над словом «Суперженщина». Это должно было помочь мне запомнить. Если узнаю имя мужчины с бородой, то запишу и его тоже.

На выходе из туалета я замешкалась и проверила, ждут ли они меня. Они по-прежнему разговаривали друг с другом, поэтому я быстро прошла к длинному деревянному бару со множеством пивных кранов.

— Можно мне четыре пива, пожалуйста? — спросила я бармена так вежливо, как только могла.

Это был высокий мужчина с седой бородой, как у гризли, в черной футболке с надписью Motörhead.

— Четыре пива, — эхом повторил он, подозрительно глядя на меня. — Сколько тебе лет, детка?

Я не знала, что сказать. Я была почти уверена, что мне семнадцать. И все же мне хотелось дать ему правильный ответ, а не правдивый.

— Я достаточно взрослая, — решилась ответить я, и он засмеялся.

— Отлично, пойдет. — Он взял четыре стакана из посудомоечной машины и начал наполнять их. — Ты на каникулах?

— Да. — Я силой напомнила себе, что должна быть нормальной. — А вы здесь живете? Все время?

— Мой прадед работал тут шахтером. И мой дед тоже. Мой отец переехал в Тромсё. Я вернулся сюда девятнадцать лет назад. У нас четыре поколения со Шпицбергена.

— Шахтеры?

Он протянул мне первый стакан. Я села на барный стул и, глядя, как он наполняет остальные, отпила пива.

— Да, — ответил он. — Уголь добывали. У них была ужасная жизнь. Где ты остановилась, можно узнать?

Я нахмурилась: вопрос не показался мне хорошим. Более того, я не знала на него ответ.

Он рассмеялся и поднял вверх руки.

— Прости. Я спросил, потому что некоторые отели здесь расположены в бывших шахтерских бараках. Если ты живешь в гостевом доме «Шпицберген», к примеру, то во всех его зданиях когда-то жили шахтеры. Знаешь, с ними плохо обращались. Жили они как в аду. Они шли на работу в долины под снегом, по льду, в тумане, зимой, в темноте. Раз в месяц им давали ведро воды, чтобы помыться, «нуждались они в этом или нет».

Он снова рассмеялся и посмотрел на меня. Я тоже рассмеялась.

— Это не слишком приятно.

— Да уж.

К бару подошли другие люди. Я заплатила за пиво и отнесла три стакана на столик, за которым сидела. По-моему, один стакан я уже прикончила.

— Вот вы где, — обратилась я к женщине (Эги! Эги-Эги-Эги) и к мужчине с большой бородой и густой шевелюрой, стоявшей дыбом. Они взяли пиво и поблагодарили меня, но вид у них был встревоженный.

— Найдем мы сегодня вечером Дрейка или не найдем, — заговорила Эги, — мы собираемся позже позвонить твоим родителям. Им нужно будет приехать и забрать тебя.

Я покачала головой.

— Нет! — крикнула я. Они не должны этого делать. Они не могут. — Когда мы найдем Дрейка, он сумеет поговорить с ними вместо меня. Он сможет объяснить…

Меня напугала мысль, что Эги могла позвонить и все разрушить. Я смотрела на нее во все глаза. Она глянула на мужчину и скорчила гримасу.