Одного человека достаточно

Я до сих пор слышу, как ты это говоришь, Луи. Что он хороший парень и что я должна дать ему шанс. Это прозвучало как что-то очень хорошее, поэтому я собрала все свое мужество и села к нему в машину. Я видела, как ты просиял, Луи. И хотя мне было ужасно некомфортно, я осталась сидеть. Я слышала, как ты сказал Вилфриду позаботиться обо мне. Я так и не спросила, что ты тогда имел в виду, но, по-моему, он не справился. Начнем с того, что он ни на минуту не замолкал. Говорил, что я не представляю, насколько море красивое. Там, откуда я родом, везде только леса. Он, мол, не против лесов, но теперь я одна из них, а значит, море – часть меня. Хотя бы поэтому мне нужно на нем побывать.

Одна из них?

– Видишь, как меняется ландшафт, Жюльетта?

Я видела только небо. Его вдруг стало слишком много.

– Ты быстро привыкнешь.

Он широко улыбнулся. Он сказал что-то смешное, мне надо засмеяться? Я искоса взглянула на него. У него были ямочки на щеках. Как у малыша. Губы сами собой растянулись в улыбке.

– Ты начинаешь расслабляться? Я рад.

Губы свело судорогой. Но я продолжала улыбаться. Только хорошие люди умеют улыбаться, так ты всегда говорил. Я очень хотела снова стать хорошей, Луи.

– Что хочешь послушать? Шарля Азнавура?

Я облегченно кивнула. Это был простой вопрос.

– Ты так же красиво поешь, – сказал он.

Еще не кончилась третья песня, как я увидела море. И день мог бы пролететь быстро, если бы он вдруг не начал меня целовать посреди пляжа.

Прогуляться вдоль моря и поесть вафли, такой был план. О поцелуях ты ничего не говорил, Луи. Я развернулась и пошла прочь. Не помню, как добралась до дома. Но вдруг передо мной оказался ты. Ты сказал, что мне нужно взять себя в руки. Я ничем иным уже много лет не занимаюсь, Луи.

Он больше ни разу меня не целовал. Он, должно быть, увидел в моих глазах, что это не приносит мне счастья. Как и говорила наша мать. Хотя ей как раз ничего не нравилось так сильно, как поцелуи.

Забудь про нашу мать, скажешь ты. Посмотри наружу – как на деревьях каждый год распускаются листья. Не важно, как долго длилась зима, сколько инея было на окнах, листок всегда вырастает вновь. Даже все самое плохое имеет конец, говоришь ты.

Началась весна, а я этого не вижу.

Ты забрал мои глаза с собой, Луи.

Страх

Как она склоняется к пианино. Голова опущена, волосы стекают по правому плечу, руки висят вдоль тела. И она поет о том, о чем поется вечно. О любви и о нелюбви. Кажется, что ничего не может быть больнее, но песня говорит, что и это пройдет. Она поет таким теплым голосом, что я почти плачу.

– Блестяще, – выдыхаю я.

Она смеется. Ее лицо расцветает от этого смеха. Прямо как из фильма, черт возьми. Здесь, среди нас, в «Бельведере».

У меня грандиозная идея.

– Лили Ди, живое выступление в «Бельведере». Так и напишем в афише. Все подумают, что ты прямо из Штатов.

– Лили Ди? – Она смотрит на меня с удивлением. – Никогда не слышала ничего глупее.

– Ди сокращенно от Дэли, – говорю я, – это же твоя фамилия?

– Именно, – отвечает она, – Дэли. Вот и не сокращай его до одной буквы.

Этьен громко кашляет.

– Думаю, мы можем сойтись на Лили, это уже звучит достаточно красиво. А что касается программы, возьмем то, что пела Жюльетта. В ее репертуаре все песни, что любит местная публика. Я уверен, ты с ними справишься, Лили, сейчас я их принесу.

И вот мы сидим вдвоем. Лили и я.

– А кто такая Жюльетта?

– Она тут пела в прошлом году.

– Почему вы ее опять не позвали?

– Мы звали. Но она больше не хочет.

– Ты нагнал на нее страху?

– Страху, я?

– Ну ты тут всем вставляешь по первое число.

Эта грубиянка смеется надо мной. Ты взрослый человек, Вилфрид, будь выше этого.

– Я тебе уже говорил, что я буду писать для газеты? О тебе тоже напишу. Мы нашли певицу, и она невероятная, вот что я напишу.

– Папа тоже так говорит. Лили, милая, ты просто невероятная.

Ее лицо мрачнеет. Неудивительно, с таким придурком, как ее отец.

Сперва строит из себя достойного человека, а потом раз – и сбегает, хлопнув дверью. Без объяснений. Она, должно быть, очень несчастное создание.

– Мама думает, он сейчас в Италии. Знаешь его сценический псевдоним?

Алессандро Дэлио, да. Она говорит, он всю жизнь ощущал себя наполовину итальянцем. Но он родом отсюда! Спрашивается, что он будет там делать, он же там ничего не знает. Знаешь, что мама говорит? Если сосуд полон, то из него льется через край, а папин сосуд полон. Чем же, спрашиваю я. Тоской по родине, ответила она. Представляешь? Как можно тосковать по чему-то, о чем ничего не знаешь? И знаешь, что еще она говорит? Что мы не должны его винить. Можно, я еще кое-что скажу? Я его все-таки виню. И она винит. Она и так целыми днями сидела в своем музее, а теперь она там еще и спит.

– Что она делает в музее?