Одноклассники

Бери как можно скорее документы (материальные трудности!) и езжай сюда. Напиши коротко, приедешь ли и когда, а мы тут позаботимся о встрече. Здесь дьявольски толковые мужики, и хороших ребят, очевидно, еще прибавится. Смотреть на девушек нам не приходится — я обещал Лейли хранить верность, таким же обещанием, очевидно, свяжешь и ты себя с Марет в тот грустный час, когда будете цедить слезы расставания.

Приезжай обязательно. Повторяю: для таких, как мы, самая лучшая позиция сейчас — мимикрия. Не опоздай! Не зевай там, в гнезде истерии, разинув рот; если уж тебя собьют с ног, никто не поможет подняться.

Девиз: гибкость и оперативность!

А. Т.»

Это запоздавшее письмо вызвало у Пальтсера чувство горечи, но и позабавило. Усмехнуться заставили его и эстонские слова, написанные русскими буквами, особенно слова, начинающиеся по-эстонски буквой «h» и написанные по-русски через «г»: «Рахва гяэль» и т. д.

Незнакомец кашлянул и спросил тихо:

— Какова ваша точка зрения?

— Спасибо. Хорошее письмо. Я еду.

— Ладно. Этого следовало ожидать. Когда?

— Сегодня уже нельзя.

— Тогда завтра.

— Мужчину узнают по слову, быка по рогам! — Незнакомец резко вытянул руку. Костлявое, потное, очень сильное пожатие. — Итак, попутчики. Встреча в восемь тридцать на вокзале. Устраивает?

— Вполне.

Иные внезапные решения рождаются от самого пустого слова. Было бы вполне достаточно тех фраз, которыми они обменялись. Договор заключен. Но незнакомец, явно готовившийся к энергичной агитации, счел нужным добавить:

— Только вот что: молочные реки и кисельные берега нас там не ждут.

— Неважно. Я не требователен.

Тут-то незнакомец и произнес:

— Тем лучше. Есть политические ситуации, когда такое качество — счастье. Помогает преодолевать временные трудности.

— Ну, временные или постоянные...

— Я имею в виду трудности отступления, а они безусловно временны. Учтите, нас сжимают сейчас, как пружину. Как пру-жи-ну!

Пальтсер мельком заглянул гостю под козырек и встретил вопросительный взгляд тёмных глаз.

— Пружину сжимают для того, чтобы привести ее в рабочее состояние.

— Именно так. Точно. — Гость только теперь решился улыбнуться, подмигнув при этом правым глазом. — Неважно, кто сжимает. Главное — сжимают медленно, а разжаться она может вдруг.

— Ага! — Пальтсер посмотрел на грязные носки своих ботинок. — Ну да. Начинаю понимать. Вы считаете необходимым выяснить мои взгляды?

— Ваше прошлое мне известно, и, надеюсь, я сделал из этого верные выводы. Конечно, если вы меня...

— Нет. Вопрос ясен. Ни в каких системах пружин я участия не принимаю. Меня уже достаточно трепали и подталкивали угрозами. Как мне кажется... А Труувере рассуждает так же, как вы?

Лицо незнакомца снова стало замкнутым.

— Не знаю. — Он расстегнул дождевик, чтобы достать сигареты. Они были в нагрудном кармане его солдатской гимнастерки. На лестничной площадке возник едва уловимый запах одеколона. Пальтсер ждал. Незнакомец затянулся и выпустил дым. — Вопрос в другом. Разве, например, у Труувере и у вас лично есть какой-нибудь другой путь? Как говорится, третьего пути нет.

— Знаете, все это пустая патетика. Путей тысячи, в том числе и очень разумных.

— Разрешите, я предскажу. Если вас отсюда вышибут, что более чем вероятно...

— И что же?

— Практика показывает, что тогда выбор путей сократится у вас до минимума. Было бы очень жаль, если бы оказалась заранее отвергнутой одна из наиболее надежных и единственно верных дорог. Между прочим, у нас об этом очень хорошо помнят. А потом говорят: аг‑а, теперь приспичило...

— Правильно. Не спорю. А теперь примите к сведению — меня уже вышибли отсюда. Завтра уезжаю. Навсегда. И, конечно, не с вами. Наши пути расходятся.

— Ясно.

— Так можете передать и Труувере. Наши пути расходятся.

— Ясно. Может случиться, еще когда-нибудь встретимся.

— Очень возможно.

— Это может произойти в изменившихся обстоятельствах.

— Понятно. Жизнь идет вперед, и обстоятельства меняются непрерывно.

— Итак, до свидания.

— Прощайте.

Пальтсер смотрел через перила, как чужой резким военным шагом быстро спускался с лестницы. Чуть погодя хлопнула видавшая виды наружная дверь общежития. Пальтсер чувствовал, как у него дрожат руки. Пришлось крепко ухватиться за холодные перила, чтобы унять противную дрожь.

Беда — точно каток, который прокатывается по твоему телу. Не везде этот каток одинаков: есть места поглаже — от них не так больно, только давят своей тяжестью. А есть места шершавые, усеянные шипами. Они точно вонзаются в тело и рвут живую ткань. Сейчас Пальтсер ощущал, будто по нему катится именно такая, колючая часть катка его беды, вызывая нестерпимую боль.

Варе вышел, неся чайник и сковороду на кухню.

— Что это за человек в черном плаще?

Пальтсер не ответил, стоял, не меняя позы.

— Послушай, Эмпирикус, не вешай нос.

Пальтсер глубоко вздохнул и провел ладонью по лицу.

— Знаешь, Варе, обстоятельства все же сложнее, чем мы иной раз себе представляем.

— Только не преувеличивай.