Однокурсник президента

— Мы кровники, нам нет иного пути, — Газиев повел рукой, очерчивая расстилающийся вокруг лес. — Отступать нам некуда, идти тоже. А Рамзан… Сволочь, конечно, но… неправы были мы, когда хотели маленькой свободной Ичкерии… Зачем отделяться на клочке земли, способной прокормить один-два миллиона, когда можно жить в России и владеть ею?! Рамзан далеко не первый, кто понял это…

Джабраил не находил слов. Хотелось возмутиться, замахать руками, но он смолчал, настороженно ожидая продолжения разговора, который ему очень не нравился!

— Не веришь? — Солта усмехнулся. — Посмотри, как часто рождаются у нас дети! Скоро мы заселим земли русских. Придем в их дома.

— И отомстим! — Казалось, Джафаров понял мысль командира.

— Отомстим, — согласился Газиев, — но не так, как ты думаешь. Наши потомки будут жить и наблюдать, как вымирают внуки тех, кто сейчас топчется на нашей земле. Эта война отобрала у русских последнее, что они имели, — славу быть непобедимыми. Они не проиграли, но победить не смогли.

— Если бы не Кадыров, у них бы не было и этого! — Джафаров наконец высказался.

— Кадыров? Кадыров всего лишь пешка, — казалось, Солта сам себе противоречит, — пес на цепи. Ему, как и его папаше, вначале как следует пригрозили дубинкой, затем кинули кусок мяса, и он заключил сделку. Жизнь, благополучие, развязанные руки в обмен на лояльность и преданность. Преданный пес, которого в нужный момент всегда можно спустить с поводка и направить в глубь России.

— Ты считаешь, в Кремле боятся собственного народа?

— Собственного, говоришь? — Газиев и не пытался скрыть сарказма. — Боятся, говоришь? Почему бы и нет? Во всяком случае, готовятся они к возможным потрясениям уже давно. Потому и держат хорошо вооруженного, натасканного на кровь цепного пса, постепенно отпуская и отпуская удерживающий его поводок. Пес, — Солта хихикнул, ему нравилось собственное определение, — которого в нужный момент можно отцепить от привязи и натравить на взбунтовавшуюся толпу. Или хотя бы как следует припугнуть наиболее зарвавшихся.

— А что, если ослабленный поводок даст ему возможность прыгнуть на своих хозяев? — Джафаров улыбался, ему тоже понравилось сравнивать младшего Кадырова с цепным псом.

— О, на этот случай у хозяев остается ружье! Старое, можно сказать кремневое, но все же заряженное и, если не способное сразить намертво, то, во всяком случае, годное для того, чтобы жестоко покалечить. К тому же, без сомнения, в узком ошейнике пса спрятана тайная игла с ядом. И пес, я уверен, догадывается об этом. Во всяком случае, ему должны были дать это понять. Ружье — это армия, а армия никогда не станет вмешиваться во внутренний конфликт. Она слишком инертна, а офицеры… русские офицеры привыкли повиноваться приказам. Самый страшный недуг Российской армии — безынициативность. Хотя, как говорят в той же армейской среде, «дурак с инициативой еще хуже». Что бы ни произошло — армия все равно, как всегда, останется в стороне при любом развитии событий.

— Но в семнадцатом армия в стороне не осталась, — попробовал возразить Джабраил, так и не сумевший уловить смысл всех этих пространных рассуждений.

— В семнадцатом это была не армия. — Солта как бы невзначай передвинул автомат на грудь и направил ствол в сторону продолжавшего сидеть помощника. — Это была большая, оголодавшая, безземельная деревня. Именно она — деревня — и совершила революцию в феврале, а когда ее снова обманули, совершила следующую. Деревня, а не армия брала Зимний дворец, деревня арестовывала временное правительство. Но я сейчас не о том. Знаешь, если бы не мои личные счеты с Кадыровыми, я бы, пожалуй, сдался по амнистии еще два года назад.

У Джабраила вновь не нашлось слов. Таким откровенным Газиев никогда еще не был. Джафаров никак не мог уразуметь, что это — очередная проверка на «вшивость» или же момент проявления позорной для моджахеда слабости?

— Не спеши осуждать, Джабраил, не спеши… Если вдумаешься, то не сможешь отрицать, что путь, которым ведет наш народ Рамзан, — более перспективен. Перед ним простор, перед нами изоляция в резервациях. Да-да, наши красивые горы и зеленые долины через несколько лет станут резервацией, неспособной вместить и прокормить всех наших детей и внуков. Но об этом я уже говорил. Если бы мы победили и обрели границы, то через какое-то время их бы закрыли на замок. Если бы не моя ненависть и личная вражда с тейпом Кадыровых, я бы сдался, правду говорю, а что тебе не позволяет сделать это?

Джабраил мысленно содрогнулся: «Вот он, главный вопрос этого разговора».

— Нет, никогда! — Он решительно затряс бородой. — Я не сложу оружия. Брат, я… — Он запнулся, собираясь с мыслями. — Я… не хочу пресмыкаться перед предателями…

— Похвально! — Солта Газиев осклабился. Из-за деревьев, повинуясь его знаку, вышли телохранители. Что-то почуяв, Джафаров потянулся к стоявшему с правой стороны дерева автомату.

Удар ноги опередил это движение. Незаметно подкравшийся из-за спины Хасан Хасбулатов — телохранитель Газиева, высокий, жилистый, тридцатилетний мастер спорта, — отшвырнул оружие в сторону.