Одсун. Роман без границ

– Орала на меня страшно, потом рыдала, потом опять орала. Грозилась то аборт сделать, то в суд подать за изнасилование. Плакала, что всю жизнь хотела матушкой стать, а я ей судьбу поломал. Я и пообещал тогда: если поженимся, поступлю в семинарию в Оломоуце. А уже стали говорить, что скоро наши части начнут выводить.

Мы заходим в дом.

– Я к ротному. «Жениться собираюсь». – «На ком?» – «На чешке». – «Ты совсем, лейтенант, оборзел? Под трибунал хочешь? Или в Туркестанский военный округ? Иди, и чтоб я больше этого не слышал». Я рапорт командующему. А тот справедливый был мужик. Нас с ротным вызывает и спрашивает: «Лейтенант без взысканий служил?» – «Здесь без взысканий». – «А что там было, меня не интересует».

– Погодите, а ваш акцент?

– Не было у меня никакого акцента. Я в детстве с родителями в Праге жил и в чешскую гимназию ходил. Имени Яна Неруды.

– И бывали в Ондржеёве? – озаряет меня. – Видели обсерваторию? И звезды, и телескоп – всё оттуда?

Иржи опять кивает. Как же Анне с ним повезло, хоть и обманом парень на ней женился. И детям повезло. Этакого папашку заиметь!

– По России не скучаете?

– Небо везде одинаковое.

Нет, батюшка, небо все-таки разное, думаю я, но вслух ничего не говорю. Мне хочется о многом его расспросить. Видел ли он в телескоп Бога? Ну или какого-нибудь зазевавшегося ангела? Смотрел, наблюдал за астероидами и кометами, и вдруг бац – серафим или херувим… Но спрашивать об этом нельзя. Я его и так своим любопытством достал. Да и если увидел, то не скажет. По крайней мере, мне, профану. А если не видел, то почему должен в этом признаваться?

Священник подходит к камину, берет что-то с полки и протягивает мне. Мой паспорт. Он кажется на ощупь чуть более толстым, чем когда я его отдавал. Листаю и вижу на одной из страничек новую вклейку, похожую на визу. Но это не просто виза. Это povolenie na pobyt. Не сразу понимаю, что вид на жительство не чешский. И герб на вклейке другой. Вместо львов и орлов крест с двумя перекладинами на щите и буквы SK.

– Словакия? А почему не Чехия?

– Ну у вас же была изначально словацкая виза. Поэтому словаки и сделали вам вид на жительство, чтоб не было перерыва, – говорит поп невозмутимо, как если бы сам был консульским работником, и проводит кончиками пальцев по щетке усов. – С чехами возникло затруднение.

– Что такое?

– Они вас не хотят.

– То есть как?

– Вы для них нечто вроде нежелательного лица.

– Я? – От горького удивления у меня перехватывает дыхание и пересыхает во рту. – Что им мое лицо сделало?

– Не надо было в их историю лезть.

Некоторое время сижу молча и пытаюсь осмыслить ситуацию. Значит, Чехия на меня, типа, обиделась и высылает, а Словакия, типа, принимает. Возможно, тут есть некоторая причинно-следственная связь, и в их бархатном разводе не все гладко. Но мне все равно неприятно. Я не ожидал, что чехи окажутся так обидчивы. И разве я их в чем-то оболгал? Возвел понапраслину?

– Но в чем тогда? И почему в их историю лезть нельзя, а в нашу прутся и судят ее все кому не лень?

Иржи молчит, и ничего мальчишеского на его лице больше нет. Он живет тут почти тридцать лет, у него в доме нет книг на русском языке, его дети не говорят по-русски, и вообще неизвестно, что он про все это думает. Про Чехию, про Россию, про Украину.

Капитан Павлик

В поволенье на побыт значится топоним с труднопроизносимым названием Трнава.

– Вполне себе симпатичный городок. В Малых Карпатах. Недалеко от Братиславы. Вам уже сняли квартиру на Шпачинской цесте.

– Кто снял?

Батюшка протягивает еще одну бумажку. Она написана на словацком, и этот язык, наверное, отличается от чешского. То есть что я такое говорю, – мне еще только со словаками не хватало поссориться! – он наверняка отличается, сильно отличается, это совсем другой, отдельный язык, однако я понимаю, о чем идет речь. Философский факультет университета святых Кирилла и Мефодия в Трнаве приглашает миморядного профессора такого-то для чтения лекций по постсоветской литературе.

– А почему философский? – вздрагиваю я и вспоминаю Павлика.

– Потому что в славянских странах нет отдельных филологических факультетов и филологию там изучают на философских.

Итак, я буду преподавать в университете. Мне исполнится пятьдесят лет, и, выходец из дубовой рощи, я все-таки стану экстраординарным профессором философского факультета в Европейском союзе. Чума! Можно будет маме послать карточку, и она утешится. Не зря торговала трусами на Тушинском рынке в девяностые и спасала глупого сына от банды международных лохотронщиков.