Мальчишки переглянулись и поспешили туда, где ждали их миссис Палмер и тренерша. Кевин метался туда-сюда, восторженно комментируя все, что привлекало его внимание. Питер вовсю разевал рот, рассматривая окрестности. В больших городах он бывал нечасто, в Бирмингеме до этого был всего один раз.
Поражало обилие людей на улице. Так много народу мальчишка не видел даже на праздниках в Дувре. Прохожие – шумные, красиво одетые – текли широкой рекой ко входу на стадион Сент-Эндрюс, где проходила выставка оттудышей. Стадион Питер помнил: огромный, размером почти с деревню, где жил Йонас. Отец рассказывал Питеру, что до войны стадион вмещал семьдесят пять тысяч зрителей – это куда больше, чем два Дувра! А во время войны наци скинули на стадион бомбу, и она разрушила одну из трибун. Питер не видел, как выглядела трибуна после войны: ее успешно восстановили. И теперь стадион принимал желающих посмотреть не только спортивные игры, но и крупные выставки.
– Питер, гляди! – восторженно воскликнул Кевин и дернул его за рукав: – Нам туда, верно?
Перед входом на стадион висел огромный плакат, изображающий мускулистого кентавра с развевающейся по ветру светлой гривой и изящную дриаду, прильнувшую к коре дерева одного цвета с ее кожей. «Самые опасные! Самые прекрасные! Спешите на встречу с легендой!» – гласила надпись с затейливыми завитушками. Кевин смотрел на плакат как завороженный. Видно было, что мальчишка совсем растерялся и его удивляет все, что отличается от привычных картин маленького Дувра.
– Как тут здорово! Все такое настоящее, яркое! – восторгался Кевин и вертел головой так, что едва не ронял с носа очки. – Палмер, я бы очень хотел после школы уехать жить в большой город. Смотри – тут жизнь! Тут все время что-то происходит!
– Мальчики, – окликнула миссис Палмер. – Скорее за мной.
Они быстро пошли между рядами припаркованных автомобилей, тумб с плакатами, многоярусных цветущих клумб. Питеру пришлось взять Кевина за руку, так как школьный приятель еле шел, стараясь рассмотреть чуть ли не каждую красивую машину. Питеру больше нравились дома возле стадиона: высокие, старинной архитектуры, с большими, сверкающими на солнце витринами магазинов, кафе и ресторанов на первых этажах.
– Ребята, съедите по бутерброду? – спросила миссис Палмер.
– С удовольствием! – с жаром откликнулся проголодавшийся Питер и спросил: – А Офелии рыбу взяли?
– Конечно, милый.
– Ее надо покормить, – забеспокоился Питер. – Папа вчера вечером ничего ей не дал. Сказал, что в дороге ей лучше поголодать.
– Офелия поест после выставки, – сказала вышагивающая впереди миссис Донован. – Она лучше выступит, если будет ждать награду в виде пищи.
Питер нахмурился. Да, он помнил, что перед выставкой часто не кормят собак, чтобы те выполняли все команды, предвкушая зажатый в кулаке хозяина кусочек. Но Офелия-то не собака!
– Миссис Донован, зачем… – начал было он, но начало фразы потонуло в ликующем вопле Кевина:
– Смотрите! Это же кентавры, да?
Из грузовика, припарковавшегося в стороне от стадиона, вывели трех полуконей: темноволосого вороного, русого гнедого и рыжеволосого чалого. Конские крупы лоснились, сияя на солнце, мощные копыта грохотали по деревянным сходням. Мускулистые руки кентавров были скованны наручниками за широкими спинами, на каждом был широкий кожаный ошейник с цепью, за которую тянул человек в униформе с эмблемой выставки.
– Могучие… – завороженно протянул Кевин. – Как Тарзаны, да?
– Нам как раз за ними, – подсказала миссис Донован. – Поспешим. Наше выступление через час, а мне еще надо переодеться. Питер, не забудь посетить туалет. Умойся, причешись.
Питеру не нравилось, что тренерша командует, но он прекрасно видел, что она волнуется. Ревниво разглядывает кентавров, морщит напудренный нос.
– Эти нам не конкуренты, Оливия, – со смешком сообщила она маме Питера. – Кентавры крайне редко выигрывают выставки. Уж Бирмингем – никогда.
– Как их содержат? – поинтересовалась миссис Палмер. – У них такой ухоженный вид…
– Они живут в больших клетках. Были попытки содержать их в вольерах, но кентавры – твари умные и ловкие. И беглецы по природе своей. – В глазах Вайноны Донован мелькнула искра интереса. – Смотрите, вон тот, гнедой, видите? Как косится, строптивец… Воспитан отвратительно, опасен для людей. Его бы вышколить сперва, а потом уже выставлять. У чалого повреждена спина: видите, задние ноги его плохо слушаются. А вороной хорош. Надо будет полюбопытствовать, чьи они. Но после, все после. Вот туда, в ту калитку. И держитесь от кентавров подальше.
Когда полуконей проводили мимо, Питер пересекся взглядом с чалым. Голубые глаза смотрели затравленно и печально. Рыжая челка прикрывала свежий кровоподтек. Лошадиный круп украшали шрамы. Пахло от него вовсе не лошадью, а обычным потом. Чалый посмотрел на Питера, поник головой и прошел за рабочим в калитку.