Офелия

Тем временем объявили начало выступлений «водяных». Сперва люди ломанулись смотреть на буро-зеленого келпи, который с трудом разворачивался в своем тесном аквариуме. Питеру со своего места было плохо видно, что происходит у соседей, и он больше догадывался. Испуганный возглас – водный конь встал на дыбы или прыгнул. Восторженное аханье – зверь сделал пируэт или поклонился по команде. «Все как у ученых лошадей», – грустно думал Питер, глядя на Офелию, которая наблюдала за происходящим с высоты своей стеклянной клетки. Странно: русалочка даже не пыталась обратить на себя внимание кого-то из соседей. Лишь смотрела грустно и, как казалось Питеру, разочарованно. Следующей выступала пара разнополых морских русалок. Миссис Донован шепнула Питеру на ухо, что эта пара уже давно колесит по миру, танцуя менуэт.

– Печально, что ничему другому их не учат, – сказала тренерша. – Сперва они брали первые места, но очень быстро судьи поняли, что на большее этот дуэт не способен. И все, победы закончились.

Судьи внимательно смотрели на оттудышей, переговаривались, что-то записывали, иногда спорили между собой. Дважды молча отошли, не досмотрев выступление до конца. Миссис Донован хмурилась. Питер с тревогой поглядывал на Офелию и уговаривал себя не волноваться. «Нам просто надо выступить. А дальше тебе дадут рыбки, и мы поедем домой. Все просто. Мы потанцуем – и все закончится». Мальчишка задумался и не заметил, как судьи подошли к ним. Граммофон заиграл вальс «Голубой Дунай», миссис Донован с лестницы взмахнула шелковым пестрым платком. Питер вздрогнул, вскочил, выбежал на середину площадки перед аквариумом… и понял, что все забыл. Он застыл, опустив руки и твердя про себя: «Я не помню… Офелия, я ничего не могу, прости, я так тебя подвел!». Глаза застилали слезы. Вальс вился, играл, парил, невесомый, над замершим стадионом…

– Питер! – прикрикнула на мальчишку тренерша. – Питер, не спи!

– Я не помню… Я ничего не помню, – зашептал он беззвучно.

Он понимал, что чуда не будет. Что сейчас испуганная Офелия поймет, что осталась без поддержки, что ее друг – безмозглый тюфяк, который стоит и глотает слезы. Вот сейчас…

Словно кто-то погладил Питера по голове. И стало теплее. Он поднял взгляд и увидел, как медленно и плавно распускается в воде белоснежный волшебный цветок. Как искрятся радостью черные большие глаза, обрамленные густыми ресницами. И как Офелия улыбается – во весь рот, полный мелких острых зубов.

И все вспомнилось сразу – само собой, словно кто-то сдернул с глаз плотную повязку. Музыка подхватила Питера и Офелию большой доброй ладонью, подняла над толпой, бережно покачивая, будто в лодке, и, согревая, закружила…

Питер не сразу понял, что это им аплодирует весь стадион. Чувство единения с русалочкой настолько поглотило его, что он совсем забыл о том, где они находятся. Очнулся, когда миссис Донован стиснула его в объятьях и осыпала поцелуями. Подошли судьи, седой мужчина с аккуратно подстриженными бакенбардами протянул мальчишке руку, с сильным акцентом сказал:

– Поздравляю, юный друг! Это есть прекрасная пара! Вы фавориты сегодняшнего Бирмингем-шоу!

Немка в бордовом платье оставила на щеке Питера оттиск помады, о чем-то затараторила на своем языке, обращаясь к Вайноне Донован. Мальчишка разобрал только «бомбенэффект». Йонас таким словом называл нечто потрясающее, сенсационное. Еще трое судей подошли к аквариуму, из которого выглядывала притихшая, прижавшая уши Офелия, о чем-то горячо заспорили. Фотоаппараты щелкали, как будто кто-то выбивал дробь. Питер стоял среди этого хаоса, ничего не понимая, и изо всех сил старался сохранить в себе теплое ощущение прикосновения мыслеобразов девчонки, так похожей на белоснежную розу, раскрывающую свои лепестки.

– Как тебя зовут? – спрашивали у мальчишки со всех сторон. – Как тебе удалось разучить с русалкой такой сложный танец? Откуда ты, малыш?

– Пожалуйста, дайте рыбы Офелии, – устало попросил Питер и повернулся к аквариуму.

Указательным пальцем на себя, затем на нее. Помахать: «Привет!» Сжать в кулак обе руки над головой: «Питер и Офелия – друзья». И улыбнуться, наблюдая, как она повторяет за ним, прижимая к груди зажатую в кулаке куколку.

Глава 27

Когда Питер смолк, закончив свой рассказ, Йонас нахмурился. Помолчал, тяжело вздохнул. – Не хочу тебя огорчать, Пит, но это – начало конца.

Яблочный огрызок плюхнулся в ручей. Йонас обтер руки о джинсы, сел рядом с Питером. Лу, раздосадованный тем, что ему не дали слопать огрызок, залез Йонасу на плечо и с нудным писком дернул за волосы.

– Ай, зараза! – скривился мальчишка. – Я ж тебя за волосы не таскаю! Вредитель!

Пикси надулся, ткнул его кулачком в щеку и уселся, обратив к Питеру грустную курносую мордочку.

– Почему «начало конца»? – тихо спросил Питер.

– Тебе понравилось на выставке?