— В это трудно поверить, правда? — говорит мне Айви вскоре после того, как было обнаружено тело Марка Ларкина.
— Особенно если учесть, что я виделся с ним всего два дня назад.
— Как ты думаешь, почему он сделал это?
Мы стоим в коридоре возле туалетов.
— Если честно, то даже представить не могу. Он мне казался вполне счастливым.
— Может быть, из-за того, что ему приходилось работать в тесном соседстве с тобой?
Мое лицо вытягивается:
— Ну-ка…
— Признайся мне… ведь ты ненавидел его.
— Я презирал его, но это не означает, что я рад его смерти.
— Ох, ну конечно.
— Давай сменим тему. Как у тебя с Тоддом? Все гладко?
— Вполне… Мы даже поговариваем о том, чтобы съехаться.
— Тебе не кажется, что вы немного спешите? Ведь вы работаете вместе и будете видеть друг друга девять часов в сутки на службе, а затем — пятнадцать часов дома, плюс все выходные. Неплохой способ быстро охладеть друг к другу.
— Ну, мы пока только говорим об этом, и все.
Может, мне подыскать для них квартиру, помочь в нее переехать и платить за нее аренду до тех пор, пока они не смогут даже видеть друг друга.
Может быть, у меня не того коллегу по работе убили?
Как-то Лесли подходит к моему столу и говорит:
— Признайся, ты сделал это?
— Да, я убил его.
— Я первым делом подумала на тебя, когда услышала новость. Сначала я решила, что Вилли пришиб бедолагу, но потом — что это сделал Зэки. Это блестяще.
— Но это самоубийство.
— Да. Полагаю, да. Но все равно это блестяще.
Все это произносится игривым тоном, ее узкая талия находится практически на уровне моей головы, лежащей на столе. Колин, наверное, заставляет ее ощущать себя никому не нужной — тем, что находится в трех тысячах миль, и тем, что прекратил свои визиты. Может быть, каким-то животным чувством — если оно в ней есть — она чует запах крови на моих руках от свежеубитой добычи, и это притягивает ее ко мне.
— Ты будешь навещать меня в тюрьме, Лесли?
— Это может быть забавным. — Она дважды прищелкивает языком и закатывает глаза.
Жаль, что, как только она остается без одежды, сразу становится безвольной и покладистой, как мидия.
— Да, мы могли бы просверлить отверстие в окошке комнаты для свиданий.
— Ладно, ладно, — заканчивает она разговор с поскучневшим лицом.
Она все такая же.
Похороны состоялись в Пенсильвании, и Вилма присутствовала на них в качестве нашей единственной посланницы. Это оказалось правдой: Марк Ларкин был когда-то Марком Либерманом, и его отец продает «хонды».
«Таймс» напечатал невыразительный некролог в три абзаца без фотографии. Это было примерно такое сообщение о смерти, когда всем известно, что человек погиб от СПИДа. «Марк Ларкин, редактор журнала „Ит“, скончался в возрасте 28 лет», — стояло в заголовке, а заканчивался некролог словами: «Его пережили отец, Герберт, мать, Эстель (проживающие в Ридли-Парк, Пенсильвания), и младшая сестра Тина». (Конечно, если бы я умер, то люди примерно то же самое сказали бы и обо мне: мужчина, редактор журнала, под сорок, никогда не был женат, детей не имел.)
Поминальная служба проводилась в небольшой церкви, расположенной где-то в районе Тридцатой улицы, и я на ней присутствовал. Как обычно, согласно регламенту «Версаля», все были в черном, но на этот раз повод оправдывал следование моде. Среди присутствующих были Мартин Стоукс, Лэнд с Ламбертом, Алекса Ван Дьюсен. Марджори, в модных солнцезащитных очках, не плакала, и никто не плакал.
Бетси разговаривала с кем-то, так же как и Мартин. Многие из присутствующих покашливали. Айви с Тоддом сидели вместе, но за руки не держались. Я поймал на себе пару быстрых взглядов Лесли.
Когда мы покидали церковь, я подкинул Алексе Ван Дьюсен идею одной статьи, и она ей понравилась.
— Что, ты не принесешь мне кофе? — спрашиваю я молодого Берстина.
— Я… я просто не уверен, что это входит в мои служебные обязанности.
В это время звонит телефон. Определив по сигналу, что это внешний вызов, я с небрежным изяществом поднимаю трубку после первого звонка: хлопаю по трубке так, что она подпрыгивает и оказывается в моей руке.
— Захарий Пост, — говорю я.
— Захарий Пост? — переспрашивает грубый голос.
— Да. Это он.
— Да, господин Пост, говорит детектив Том Марино из Мидтаун-Саус. Надеюсь, у вас найдется свободная минута?
— Минута? Найдется, конечно, — отвечаю я, и на слове «конечно» у меня пересыхает во рту.
— Я по поводу смерти Марка Ларкина, — поясняет он. (Он говорит «смерти», а не «самоубийства». И он произносит его имя как «Морк Лоркин».) — Прежде всего, позвольте мне выразить свои соболезнования.
— Благодарю, детектив.
— Вы когда-нибудь приобретали для покойного или давали ему какие-нибудь лекарственные препараты в таблетках или капсулах?
— В капсулах? Да. Вообще-то, давал.
— Вы не припомните, какие именно?
— Обезболивающие. У него были головные боли, — бойко отвечаю я и, выдержав паузу, издаю стон, как будто только что осознал, что именно эти капсулы он использовал для самоубийства: — О-о нет…
— Мистер Пост, вы не помните, какого типа были эти капсулы? Я хочу знать, что за…
— «Перкосет», мне кажется. И «Викодин».