Офисные крысы

— Есть кое-что еще, сэр. Он убил человека. Он убил одного человека, и полиция собиралась его арестовать. Поэтому он покончил с собой. Мне очень жаль.

На этот раз молчания не было, просто стон… от которого у меня зашевелились волосы на голове.

— Это был Марк Ларкин?

— Да.

Он коротко усмехается.

Я доволен тем, что он не начал плакать, потому что не знаю, как бы повел себя тогда.

Два дня спустя мы с Лиз едем на катафалке в аэропорт «Ла Гардиа» и наблюдаем за тем, как гроб с телом грузят на самолет. Стоит очень жаркий и солнечный день, видно, как марево струится от бетонки и превращает самолет в серебристое желе.

— Ты знаком с его семьей? — спрашивает она меня уже на борту.

— Когда родители приходили к нему на работу, я встречался с ними пару раз.

— Так я с ними тоже знакома. А с сестрами? С Кристин?

— Да, я знаком с Кристин.

Помнится, она была очень красивой. Не хочу говорить об этом, но я с нетерпением жду момента, когда увижу ее снова.

Мы с Лиз утыкаемся в журналы, а через час полета она спрашивает меня:

— Ты собираешься занять должность Марка Ларкина?

— Я уже занял ее.

Она качает головой, потом поднимает шторку окна, позволяя солнцу ослепить нас, затем закрывает ее.

— Тебе уже удалось забеременеть?

— Нет. Пока нет.

Я снова листаю страницы: худосочная модель с выпирающими ребрами в черном сатиновом купальнике, крупный план идеальных ног на высоком каблуке, черных и стройных, как угри; золотые часы «ролекс» на запястье; красный «мерседес», припаркованный на пустынной площади под величественным тосканским небом.

— О, боже, боже, боже, — говорит сама себе Лиз, — в кого мы превращаемся…

На похоронах присутствовали только члены семьи: родители, две сестры и дядя — и мы. День был душный. Что было большим ударом для семьи Вилли: то, что он умер таким молодым, или то, что он преступник? Они были убиты горем и смущены, или только убиты горем? Я даже не знаю, был ли извещен его преподобие, проводивший службу, о том, что Вилли — убийца?

На камне высечено «Уильям Р. Листер» — не Вилл, его литературный псевдоним, и не Вилли, его имя для друзей. Когда я смотрю на имя на памятнике, то почему-то вспоминаю его статью об отеле «Челси»: она получила награду, но ему пришлось на коленях умолять, чтобы ее запустили в тираж.

На кладбище могильные камни двухсотлетней давности, казалось, покрылись потом на такой жаре. На некоторых могилах трава хорошо ухожена, но вокруг расстилается жухлое дикое поле. Место Вилли находится близко от дороги, проходящей рядом с кладбищем, и мне едва удается расслышать слова из-за шума останавливающихся и трогающихся с места автомобилей.

Кристин Листер, блондинка, как и ее брат, была одета в черное и выглядела очень красивой. Она высокая, с прекрасной фигурой, и скоро получит степень выпускницы медицинского колледжа. Ее голубые глаза были влажными, но она не плакала. Хотелось бы встретиться с ней как-нибудь потом.

Я прикидываю, что надо выждать несколько недель, прежде чем позвонить мистеру Листеру и осторожно намекнуть ему, что мне пришлось выложить свои деньги, чтобы перевезти тело Вилли в Огайо.

Когда на следующий день мы возвращаемся утренним рейсом в Нью-Йорк, мне хочется склониться к Лиз и прошептать ей: «Если ты не можешь сделать так, чтобы твой лучший друг убил твоего злейшего врага, какая польза тогда от друзей? Для этого друзья и существуют, верно?»

Но я никогда никому не скажу этого.

* * *

Вот для чего нужны друзья.

Вилли снял меня с крючка. Он оставил записку — детектив Марино так и не сообщил мне ее полное содержание, а я был слишком напуган, чтобы спросить об этом — и принял наказание.

(Написал ли он ее до того, как отправиться в ванную, или когда уже лежал в ней? Держал ли он при этом пистолет в другой руке? Это случилось в старой, уродливой ванне на кухне, дошедшей до нынешних времен из двадцатых годов, с глубоко въевшейся грязью и плесенью. Но Вилли ушел с шиком. Ванна была наполнена шампанским «Кристалл» от вечно ускользающего Бориса Монтегью, которое он прислал Вилли за беспримерный галоп по всей Европе несколько месяцев назад.)

Марино просмотрел всю переписку по электронной почте между Вилли, мной и Марком Ларкином. Мне не грозили неприятности. Когда-то, давным-давно, я — в шутку, а вы как думали — посоветовал Вилли, куда засунуть Марку Ларкину его галстук-бабочку. Откуда я мог знать, что он на самом деле сделает такое? Марино запротоколировал все угрозы Вилли, отметил нашу с покойным расцветавшую дружбу — все идеально вставало на свои места.

Дело было закрыто.

Эта история не попала даже в газеты благодаря великолепному тройному убийству в Ист-Сайде в тот же день. Богатый пластический хирург (много известных людей было среди его клиентов) убил свою жену, ее любовника, а затем и сына любовника, с которым у него были сексуальные отношения. Он пытался застрелиться, но оружие заклинило. Это из тех историй, которые будут долго на слуху; может быть, Эмма Пилгрим или Тони Лансет напишет об этом статью для «Ит». Или, может быть, я напишу ее.