С дядькой пошёл расчёт ручного пулемёта «Мадсен», что входил в состав взвода Букина. Другие расчеты снимали пулемёты «Максим» с пролёток и на колёсах буксировали в сторону зарева, подносчики готовили снаряжённые ленты и бидоны с водой, и мы направились к заставе. Задача такая: из трёх станковых пулемётов проредить нападающих у заставы, во всех возможных укрытиях, стрелять по вспышкам, давая понять, что подкрепление подошло, да серьёзное, с пулемётами. Бандиты будут отходить, а там овраг удобный, где их как раз будет ждать дядька с тем самым ручным пулемётом. Я ему для усиления ещё четырёх солдат с винтовками отправил, хоть какое-то пехотное прикрытие. Зиновьева отпустил со станкачами, будет командовать непосредственно на позиции, а сам остался в тылу с двуколками. Если что не так, соберу ездовых и с ними в бой пойду, последний резерв у меня. Фельдшер готовился, потому как без раненых, а то и убитых, точно не обойдётся. Ночной бой – дело такое, тут как повезёт.
Я около часа провёл в тылу, пока не прибежал посыльный от Зиновьева. Он сообщил, что бандиты ушли и в их тылу активно бьет пулемёт, наш ручник. Значит, нарвались бандиты при отходе на засаду, молодец дядька. Теперь будем считать потери.
Я повёл обоз к заставе.
Когда рассвело, к заставе прибыло изрядно солдат и офицеров, в том числе из нашего полка, разведывательная полурота верхом. К этому времени тела уже собрали, как наших, так и бандитов. Пограничники в сторонке сложены, одиннадцать человек, ранеными занимался фельдшер, я ему двух солдат в помощь отдал, из тех, что крови не боятся. Коновал с заставы помочь не мог, потому как сам ранен был. Тел бандитов насчитали двенадцать, и еще шесть раненых. В основном засада поработала. Потери у моей пулемётной полукоманды: шесть ранено, убитых нет. Ранены четверо из засадной группы, без серьёзных обошлось, ещё командир расчёта «максима» в плечо, вот тут серьёзнее, ну и Зиновьев – ему пулей мочку уха срезало. Тоже мне, додумался в полный рост осматривать окрестности! И это после всех обсуждений, того шума, что наделала моя статья. Ан нет, всё равно «укрытия придумали трусы». Крапивин посыльного прислал, у них даже без ранений обошлось, настолько внезапно караван перехватили. Теперь охраняют его и пленных. Конечно, мне могло влететь за самовольный вывод подразделения, но не зря я дневальному оставил записку, которую он после нашего отъезда должен был передать дежурному офицеру. Там подробно описывалось, что случилось и кому мы спешим оказать помощь всем подразделением.
Раненых, после обработки и перевязки, отправили в больницу Калиша как ближайшую – ту же, где я лежал. А с остальными разбирались. Прибыл даже командир моего полка, который с интересом и немалым удовольствием осматривался. Меня же поблагодарили и даже пообещали представить к награде. Отчего полковник такой довольный, я понимал. Место тихое, а теперь он может победный рапорт наверх отправить, напомнить о себе, мол, одно из его подразделений спасло пограничников. Ну, и слегка приукрасить. На меня-то ему плевать, а вот себя представить так, что полк он уже перерос и достоин повышения, другое дело.
В нашей помощи больше не нуждались, войск тут хватало, и пограничников, и жандармов, поэтому, забрав своих, мы покатили обратно, уже не так спешно. На полдороге встретили повозки Крапивина, они уже передали пленных и караван прибывшим пограничникам с другой заставы. Соединившись в общую колонну, мы покатили дальше. Так и добрались до города. Раненых оставили в больнице, тут хватало суеты, других раненых уже доставили. Зиновьев тоже остался, у него голова перебинтована была. После больницы на казарме и закончилась наша дорога, где я покинул подразделение, отдав несколько распоряжений Крапивину. На сегодня только банька и отдых. Легкораненые пока в больнице, врач их осмотрит, а те, кого отпустит, пойдут в казармы, они от учебы освобождены, да и баню я им запретил, пусть так моются, а то грязь занесут.
Добравшись до дома, я передал коня денщику – звали его Иван. И после того, как тот обиходил Ворона, в саду у бочки полил мне из ведра, и форму я ему на чистку отдал. В общем, я помылся, вытерся полотенцем и, полностью переодевшись в другой комплект формы, направился в дом, где засел за составление рапорта. Час убил на писанину и отправился с ней в штаб полка. Сдал начальнику штаба, доложился, как и что было, командиру, от которого несло гарью – только вернулся от заставы, – и после этого был милостиво отпущен.