Офицерский крест

Ларно свирепо тыкал пальцем в лимонно светящийся экран локатора и катил бочку на программистов Журбея, которые якобы перепутали алгоритмы интегральной системы.

Гаевский слушал академика с таким выражением лица, будто его в суде обвиняли в предательстве Родины.

Панические мысли о том, что он мог действительно где-то проколоться, синхронизируя бортовую программу ракеты с локатором, носились в его голове, как голуби, напуганные забравшимся в вольер котом.

А ведь накануне он уверенно докладывал Журбею, что по этой части все в ажуре, и даже предлагал Главному убедиться в этом. Но Игорь Романович тогда сказал ему:

– Я тебе верю. Если мы не будем доверять друг другу, то нам надо не ракету создавать, а в наперстки играть.

А Ларно все тыкал и тыкал своим академическим пальцем то в бледную луну экрана, то в мерцающее табло синхронизатора, то сыпал и сыпал техническими терминами.

– Леша, Леша! Алексей Федорович, – еле сдерживая себя, раздраженно говорил ему Журбей, – ты… вы еще поучите меня, как детей делать!

А через пару дней выяснилось, – Журбей был прав, доказывая, что система барахлит не у его программистов, а у локаторщиков. Инцидент был благополучно исчерпан в прокуренном гостиничном номере за двумя бутылками армянского коньяка, которые по-рыцарски благородно выкатил Ларно, признав свою неправоту. Правда, на закуску он принес лишь буханку солдатского черного хлеба и банку бычков в томатном соусе. Заметив удивленный взгляд Журбея, Ларно торжественно изрек:

– Я едал в лучших ресторанах Парижа, но там такой вкуснятины нет и близко! Русский бычок в томатном соусе – это вам не вонючие французские лапки в кляре! Это пища богов!

Затем запуск ракеты еще на пару дней отложили из-за неготовности ракеты-мишени, которую «Громовержцу» надо было сбить на рекордной космической высоте. Потом что-то там случилось со спутником, с которого должны были поступать сигналы наведения ракеты на цель…

А Гаевскому невероятно хотелось в Москву. И он уже как солдат-дембель стал отмечать на засиженном мухами стенном календарике дни до конца командировки.

* * *

И за весь тот невезучий полигонный месяц Наталья ни разу не позвонила Гаевскому и не прислала SMS. Артем Павлович, конечно, знал, что спецы по радиоэлектронной борьбе (их называли «рэбовцами») на время испытаний ракеты накрывают полигон специальным «зонтом», который намертво глушит тут телефонные разговоры.

И лишь где-то между полуночью (если не было пусков) и шестью утра «зонт» убирали, – Людмила давно знала это и потому позванивала ближе к часу ночи, а то и после. А в конце тех коротких и пресных разговоров напористо уточняла, – когда именно Гаевский вернется в Москву.

Вот это его и стало несколько настораживать Артема Павловича. Но он давно ненавидел в себе мнительность и потому гнал прочь унижающие его подозрения. Но среди ночи Людмила опять закончила их короткий телефонный разговор теми же словами: «Так ты точно лишь в следующую пятницу вернешься? Точно?».

И тут снова Гаевскому показалось, что это ее уточнение шло, кажется, не от того, что она скучала без него, а от чего-то другого. Тут в воображении Артема Павловича и раз, и другой мелькнуло изможденное лицо ревнивой Анны Тормасовой, и он будто слышал ее слова: «Больше, больше бдительности, господин полковник! У такой красивой женщины, как ваша Людмила, не может быть простоя! Женская красота без секса увядает, как цветок, который не поливают».

И она при этом двусмысленно и нервно хихикала.

* * *

Гаевский упорно продолжал звонить Наталье по мобильнику, но она не отвечала. Вызов постоянно сбрасывался. Это ее загадочное молчание изводило его душу тягучей и хмурой тревогой. Несколько раз он звонил на квартиру Натальи:

– Таких тут нет! Я же говорил вам, етит твою мать, что таких тута нету! – отвечал ему сиплый мужской бас.

Артем Павлович поначалу подумал, что, возможно, он перепутал что-то в телефонном номере, но нет же, – все было верно до последней цифры.

А та новость, которую он узнал от майора Дымова, возвратившись в Москву, будто кипятком ошпарила его с головы до ног – Наталья еще три недели назад уволилась из института.

Гаевский тут же позвонил Юльке Чердынцевой и пригласил ее в бар во время обеда, – надо же было узнать, что произошло?

Юлька разговаривала с ним по телефону холодно, даже враждебно. Артем Павлович еле уломал ее на встречу в баре. Он пришел туда заранее и сел в углу за столик под клеенчатыми ушами фикусов. Юлька поздоровалась с ним ледяным голосом и отказалась от кофе.

Он тут же засыпал ее вопросами:

– Что с ней? Где она? Что случилось?