Офицеры-2

С помощью Кости Командор раздел Шуракена. Все, что они с него сняли, прапорщик собрал в узел, отнес в котельную и бросил в печь. Затем они вымы­ли Шуракена под душем и одели в спортивный кос­тюм и кроссовки Командора.

— Теперь другое дело, — сказал Командор. — Те­перь тебя людям показать не стыдно. Сейчас поедем в нашу санчасть. Я позвонил ребятам, нас ждут.

При слове «санчасть» в памяти Шуракена возник­ли белый халат и шприц. Сейчас они означали преда­тельство, боль, ужас. Несмотря на то что самосозна­ние частично восстановилось, Шуракен был неспо­собен управлять собой, и угроза, реальная или мнимая, могла снова превратить его в зверя, который, защищаясь, не знает предела в жестокости и ярости.

— Нет, — злобно сказал Шуракен. — Я убью того, кто дотронется до меня!

Командор был знаком с процедурой допроса под психотропными препаратами, он знал, что Шуракену сделали инъекции мощных транквилизаторов. Это на­поминало обычную медицинскую процедуру, и теперь до тех пор, пока Шуракен не придет в себя и к нему не вернется нормальное восприятие реальности, все свя­занное с медициной будет заключать для него угрозу. Командор понял, что ошибся, произнеся слово «сан­часть». Страх мог активизировать у Шуракена про­грамму самообороны, повинуясь которой он должен любой ценой сохранить жизнь и свободу действий. С головой у него плохо, но стереотип боевых действий вписан в подсознание, в мышечную память. Если Шуракен начнет уходить отсюда, остановить его бу­дет непросто. Командор понял, что надо быстро пе­реключить Шуракена, пока им с Костей не пришлось валить парня всерьез.

— Саша, — жестко сказал Командор, фиксируя свой взгляд не на глазах Шуракена, а в точке между бровями. — Что произошло с Егором?

Вопрос подсек Шуракена. Он забыл об опаснос­ти, в его памяти начали вспыхивать, исчезать, монти­роваться без всякой логики и последовательности огонь, взрывы, удивление и смех в глазах Ставра... Снова все рассыпалось, как головоломка, и если бы Шуракен попытался что-нибудь объяснить, его речь напоминала бы такой же бред, как на допросе.

— Идем, ты мне по дороге все расскажешь, — ска­зал Командор.

Шуракен пошел за Командором и залез в «уазик», как ему приказали.

Командор опасался, что вид врачей снова при­ведет Шуракена в неуправляемое состояние, но это­го не случилось. Санчасть не вызвала у Шуракена беспокойства, она была местом хорошо знакомым. Здесь они со Ставром проходили систематический медицинский контроль — требования к здоровью были предельно жесткими. В учебном корпусе с ними проводили занятия по медицине. Здесь им делали прививки перед боевыми рейдами в Афганистан. Война тогда уже закончилась, но секретные реали­зации проводились группами специальной разведки Комитета госбезопасности. Целью рейдов, как пра­вило, был захват караванов с оружием, наркотиками и фальшивыми долларами, которые через Таджики­стан перебрасывались главарям национальных бан­дформирований в среднеазиатские и кавказские рес­публики. Перед командировкой в Сантильяну Ставр и Шуракен даже отсидели в санчасти пару недель на карантине, пока им сделали все довольно неприят­ные прививки, положенные перед отправкой в Аф­рику.

Раньше санчасть была так же засекречена, как и все подразделение внешней разведки. Теперь, чтобы сохранить уникальных специалистов и персонал, при ней даже было открыто коммерческое отделение.

Командор передал Шуракена на попечение вра­чей.

— Пойдем ко мне, Иван Георгиевич, поговорим, — предложил Командору начальник санчасти.

Когда они вошли в кабинет, он достал бутылку ко­ньяка, а секретарша нарезала и поставила на стол за­куску.

— Как нога? — спросил начальник санчасти.

— Болит, как и полагается. Да ты все про мою ногу знаешь, я же каждый день приезжаю на перевязки. Да­вай лучше поговорим о моем парне. Что скажещь, Алексей Петрович?

— Я не ясновидящий, пока ничего. Откуда он вер­нулся?

— Из Африки.

— Понятно... Ему так и так месяц на карантине отсидеть положено.

— Вот и отлично. Будем считать, что он у вас на карантине отсиживает. Ты же понимаешь, Алексей Петрович, Гайдамак — сотрудник исключительной ценности, ему, может, еще поработать придется, и за­пись о психической ненадежности ему в личном деле ни к чему.

— Хорошо, пусть будет карантин, а обращение к психиатрам по поводу посттравматического стрессо­вого расстройства, ПТСР - обычное для них дело. Повышенная тревожность, ретроспекции. Насчет за­писи решим, но о его реальном состоянии и возмож­ности дальнейшего использования я тебе дам объек­тивную информацию.

— Это само собой. Я надеюсь, особых проблем у вас с Гайдамаком не будет. Вы и не таких, как он, вос­станавливали.

— Ну, давай за то, чтоб у него все было хорошо. — Начальник санчасти поднял рюмку.

Они выпили и закусили настоящей отечественной сырокопченой колбасой.

7