Офицеры-2

Войдя в офис, Кейт сразу направился к факсу и погрузился в просмотр сообщений, полученных в его отсутствие. Через другую дверь в комнату вошел чернокожий слуга. Кейт молча показал ему два пальца. Слуга вышел и снова вернулся, прежде чем его хозяин успел закончить чтение факсов. Он поставил перед Ставром и Кейтом по стакану виски со льдом.

— Считаю, что на сегодня все мои обязанности по отношению к вам выполнены, — сказал Кейт, подходя к столу, возле которого Ставр рухнул в мягкое кресло на колесиках.

Кейт сунул руку в один из своих многочисленных карманов, достал перегнутую пополам и стянутую резинкой пачку денег, отсчитал несколько купюр и положил на стол перед Ставром.

— Решите сами, как вам провести сегодняшний вечер. А мне надо заняться делами.

Ставр с интересом посмотрел на деньги.

— Будьте уверены, Кейт, — сказал он, — я потрачу ваши доллары с максимальным толком. Но я не уверен, что бармены, проститутки и водители такси предоставят мне чеки, которые вы сможете подколоть к отчету о расходовании наличных сумм.

— На этот счет можете не беспокоиться, — улыбнулся Кейт. — Вместо чеков я предоставлю фотоматериалы.

— В таком случае я хочу для начала вымыться, побриться и сменить одежду. Иначе репортаж не потянет на пятьсот долларов.

— Луиш поможет вам решить все проблемы. Он вас побреет, и пострижет, и даже вымоет. Дайте ему денег и объясните, что вы хотите из одежды, Луиш все купит.

Ощущение, которое испытал Ставр, погрузившись в ванну, было сравнимо только с оргазмом. Каждая пора засасывала воду, как насос. Ему даже показалось, что уровень воды в ванне понизился, — тело впитывало ее, как кусок поролона. Через несколько минут мускулы расслабились. Он ушел в бездумное блаженство плода в утробе матери. Прошла целая вечность, прежде чем Ставр пошевелил пальцами ног.

12

Слава богу, прошли те времена, когда достать кирпич или доски для пола было неразрешимой проблемой. Базы ломились от разнообразного строительного материала — только плати. А цены были ломовые. Для того чтобы отстроить заново усадьбу лесника, Шуракену пришлось бы выложить большую часть денег, полученных за сантильянский контракт.

Правление леспаркхоза предложило Шуракену должность главного лесничего. Такой вариант устраивал его со всех точек зрения. Лесничего в леспаркхозе не было уже несколько лет. Два поколения семьи прежнего вымерли от пьянства, а внуки, как беспризорные щенки, раскатились по свету. Поселковые набросились на опустевший, стоящий в лесу на отшибе дом и быстро ободрали его до голого сруба. Когда по колено в снегу Шуракен добрался до заброшенной усадьбы лесника, он увидел почерневший сруб без крыши, с проломами окон. На первый взгляд сруб казался крепким старичиной, которому сноса нет. Но, постучав по бревнам пяткой топора, он понял, что сердцевина превратилась в труху и сруб не разметало только потому, что вековые ели защищают усадьбу от порывов ветра.

Шуракен был не из тех, кто болтается по жизни не пришей кобыле хвост, чем бы он ни занимался, он делал это всерьез. Как главный лесничий, он получил во владение заброшенную усадьбу и начал готовиться к строительству нового дома. Для деловых поездок он купил в Южном порту «Ниву».

Поселковые заметили, что каждый день эта заляпанная грязью темно-зеленая «Нива» ненадолго останавливается возле «Колоска».

Нинка не забыла обиды. Обслуживая Шуракена, она была с ним подчеркнуто официальна и жестоко неразговорчива. Поселковые тетки ужасно переживали, что Нинка гнобит хорошего мужика, и осуждали за то, что она бог знает что о себе воображает. Факт ежедневной покупки Шуракеном батона хлеба и колбасы обсуждался наряду с перипетиями мексиканских сериалов.

Шуракен постепенно втягивался в новые дела и заботы. В лесу, как раз между усадьбой и задними дворами поселка, он наткнулся на вольер с пятнистыми оленями. Штук семь самок и два рогача-самца, один матерый, другой помоложе, лежали или, разрыв снег, ковыряли копытами мерзлую землю. Любовь к животным у Шуракена, естественно, распространялась в основном на собак и лошадей, тяга к которым у него была наследственной, от прадеда-кучера, прославившегося бешеной ездой и знанием своего ремесла. С дикими животными Шуракену сталкиваться не случалось. Даже в Африке их со Ставром занесло в такое место, где непрекращающаяся война разогнала и извела все живое. Они видели только тощих свиней и коз, не считая, конечно, змей и скорпионов, но на них дружелюбие Шуракена не распространялось. Олени, рыжеватые, в белых пятнышках, как солнечных бликах, сначала показались Шуракену очень красивыми, но, присмотревшись к ним, он понял, что животные истощены до предела. Они тихо стянулись к нему и стояли, отделенные сеткой, как покорные узники, утратившие надежду на милосердие. В их прекрасных темных глазах горел исступленный огонь голода.