Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8

В армии нельзя никому ничего предлагать, нужно только приказывать. Солдата всякое предложение ставит в недоумение, в решительные минуты ему нужно только приказывать. С военно-психологической точки зрения это единственное решение при создавшейся сложной обстановке. Как видно из описания «состояния умов» хотя бы только улан, можно смело сказать, что клич «спасайся кто может и как знает» только усугубил душевные переживания солдат, совершенно их обескуражил. После такого предложения они сразу потеряли свой воинский дух – это были уже не эскадроны, не полк, не бригада и не дивизия, просто сборище растерявшихся людей, потерявших в этот момент громкие названия своих воинских единиц. Солдатам предлагать идти вперед или стушеваться – непонятно. Военный язык знает лишь одно: вперед или назад, а понятие «делай что хочешь» солдату чуждо. Настроение улан, когда им их командир эскадрона предлагал право выбора: идти дальше с нами или оставаться, было растерянное, а после речи командира полка и его приказа двигаться дальше всем вместе – стало бодрым и радостным. Полк, командиры и их приказы – это для настоящего солдата понятнее, чем расплывчатые советы и предложения самому решать свою судьбу. Революция затуманила мозги наших доблестных солдат, слово «свобода» – это был тот всепоражающий яд, который нарушил основные понятия воинской дисциплины и воинского духа армии. Только приказ и беспрекословное подчинение этому приказу – вот основа существования всякой армии.

Как знаток и как один из лучших воинов русской армии, полковник Ковалинский это сразу осознал. Его слова были понятны сердцу солдата – не исполнишь моего приказа, сочту тебя за предателя. Просты были его слова и понятны, потому иного языка солдаты не понимали. И я скажу больше, что только категорические приказы могут держать армию на высоте, и это касается как офицеров, так и солдат. Без беспрекословного подчинения нет армии и нет войска.

М. Борель К ЧЕРНОМУ МОРЮ [534]

7 марта 1920 года полк в составе дивизии выступил из станицы Крымской в Тоннельную. Идти пришлось вдоль линии железной дороги, по обочинам, так как дорога от дождей и продвижения обозов размякла и была приведена в негодность.

По пути к нашей дивизии присоединились мариупольские[535] и клястицкие[536] гусары с чугуевскими уланами, составлявшие бригаду из трех полков под командой генерал-майора Чеснакова[537].

Удивительно красивое зрелище представляли длинные цепи всадников различных полков со своими пестрыми флюгерами на пиках, тянувшихся вдоль полотна железной дороги. Развертывалась лента самых разнообразных цветов. В одном кулаке было собрано до 3000 всадников, представлявших серьезную силу. И так больно сжималось сердце при мысли, что мы отходим и все приближаемся к морю. Лошадей, имущество – все это придется бросить на берегу, если не будет принято решение двигаться на Тамань и даже в Грузию или обратно через казачьи области в Крым.

В станицу Тоннельную мы прибыли под вечер. Расположились тесно, так как станица была небольшой, а людей – много. Но мы рады были укрыться под крышей, ибо почти целый день накрапывал дождь. Воздух был мозглый, дул холодный, пронизывающий насквозь ветер.

Несмотря на то что отход совершался в полном порядке, чувствовался упадок сил. Надежды постепенно угасали, а впереди оставалось все то же неизвестное, но уже близкое и страшное будущее, на которое мы шли безропотно и о котором мало упоминалось в разговорах… И на вопрос: «Что будет с нами?» – многие отвечали: «Что Бог даст, Его Святая Воля». Грустью повеяло от рассказа, как расстался взвод изюмских гусар со своими офицерами. Когда вахмистр вошел в квартиру, где был размещен этот взвод, то она оказалась пустой. На столе была оставлена записка командиру эскадрона, в которой было написано:

«Господин ротмистр! Зная ту тяжелую обстановку, в которой находится наша армия, и зная ту ответственность, которую вы несете за участь ваших подчиненных… мы решили уйти в горы. Но верьте, что при первой возможности мы снова будем стремиться присоединиться к эскадрону. Мы уходим, чтобы облегчить вашу ответственность об оставшихся. Благодарим вас и всех господ офицеров за все то хорошее, которое мы видели от вас. Будем с нетерпением ждать момента, когда снова возродится Великая Россия…»

* * *

В станице Тоннельной к нашей дивизии были приданы, кроме бригады генерала Чеснакова, еще четыре полка 1-й Донской казачьей дивизии[538], под командованием генерала Дьякова[539]. Таким образом, несколько частей кавалерии были сведены в один кулак под названием отдельной конной группы, командование над которой принял генерал Барбович.

16 марта утром дивизии было приказано построиться на церковной площади. Дул сильный норд-ост, моросил мелкий дождь, было холодно и неприветливо. Часам к 8 собрались все полки и построились в резервную колонну. Выступление не предполагалось, все утро дивизия простояла без дела. Для развлечения и подбодрения играли изредка трубачи украинских гусар, но нам было не до музыки.