Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8

Конносаперы сами были довольны результатами своей быстрой работы и теперь посматривали на меня с некоторым нетерпением, ожидая вполне естественного приказа отходить к главным силам, ибо здесь им теперь решительно нечего было делать…

Оглянулся назад и я, для того чтобы немедленно же наметить себе кратчайший путь отступления, – и в тот же момент замер от неприятного удивления, узрев широкое и пустое поле, на котором уже не шевелилась более ни одна живая душа…

Полка казаков нигде не было: он так же стремительно исчез в лощине, как и вылетел из нее четверть часа тому назад. И только из-за одного из холмов виднелся трепетавший сотенный значок, с радостью душевной уловленный мною невооруженным глазом в эту тревожную минуту… И почти одновременно с этим я увидел и одинокого казака, во весь опор скакавшего к нам от того же холмика, через жуткое голое поле…

Проскоком подлетел к нашей канаве, посадил лошадь на задние ноги и, не пытаясь даже отыскивать командира, единым духом громко выпалил в воздух:

– Командир полка приказал конносаперам с пулеметами оставаться на месте!..

И, прокричав эту новость, лихой станичник круто повернул своего длиннохвостого коня и еще более стремительно понесся обратно… А бронепоезд тем временем приближался, подобно огнедышащему сказочному дракону, готовому пожрать нас всех без остатка…

– Что же это такое? – услышал я слова Поморского. – Ведь мы обречены на верную, но никому не нужную гибель… Что они там думают, за холмом? Необходимо выяснить…

Бледный как полотно, но внешне продолжавший сохранять полнейшее спокойствие, он тотчас же передал Вольфу командование, а сам стремительно поскакал за скат, туда, где виднелся значок командира полка.

Мы остались дожидаться возвращения Поморского на том же месте, переживая томительные минуты. Но Поморский не заставил нас ждать слишком долго. Он отлично понимал весь трагизм положения своей части, и спустя самый незначительный срок мы снова увидели нашего друга, на этот раз показавшегося всею своею фигурой на вершине холма и подававшего нам определенные знаки…

– Отходить! Слава богу!.. Какой молодчина Поморский, что полетел и выяснил. А то пропали бы до единого…

Не прошло и минуты, как мы все уже неслись в сторону полка, за спасительный холмик, в то время когда за нашей спиной уже явственно раздавались шипение и грохот железного чудовища, подползавшего теперь совсем близко к месту нашей недавней стоянки… А когда мы, отходя с полком, стали продвигаться перелеском и балками, находившимися за холмом, – над нами закружились облака частых шрапнельных разрывов, почти каждый из которых приносил с собою какую-нибудь весьма ощутительную неприятность для людей и коней…

Это посылал нам вдогонку свои подарки бронепоезд, к счастью, вскоре остановивший свое движение, так как взорванный нами путь все же сделал свое дело и тем самым спас от дальнейших бед и потерь полк уходивших казаков. Благодаря этому обстоятельству всем нам вскоре удалось выйти из сферы неприятельского огня и заняться приведением в порядок своих частей и подсчетом потерь, понесенных всем отрядом в памятном деле под Черниговкою… На этом оно и закончилось.

Несмотря на описанный выше отход отряда от Черниговки под давлением появившегося бронепоезда, казакам удалось тогда все же захватить и увести с собою более сотни пленных, несколько тачанок с прекрасной упряжкой и около десятка вполне исправных пулеметов. Был взят казаками в плен также и один большевистский командир: здоровеннейший детина, красавец – гвардейский матрос, который своей отвагой в бою и спокойствием в плену положительно привлек сердца казаков. Вместе с другими пленными его немедленно отправили в тыл.

Противник продолжал отходить всеми своими частями, поспешно двигаясь к западу. Исполняя приказание штаба, мы все время его преследовали и постоянно тревожили небольшими боями. Спустя два дня после дела под Черниговкой мы подошли к колонии Э. и, утомленные длинным переходом, сделали привал, дабы перекусить и немного отдохнуть на траве под открытым небом. Но отдохнуть не пришлось…

Спешно прискакавший разведчик сообщил, что с запада на нас наступают густые цепи противника, намеревавшегося по всем признакам дать нам серьезный бой. В нашем лагере поднялась вполне понятная тревога: все мгновенно вскочили с мест и стали готовиться к бою.

Неприятель, оказывается, был уже близко, и вскоре с ним завязалась оживленная перестрелка, а спустя немного в ее концерт ввязалась трескотня пулеметов и грохот артиллерийских орудий, не заставивших себя долго ждать. Цепи противника приближались быстро и настойчиво, засыпая казаков ружейным огнем и нанося им ощутительные потери. Появились раненые, и дело принимало все более серьезный оборот.