Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8

Болел каждый нерв, не хотелось разговаривать и принимать пищу, не хотелось даже ни о чем мыслить. Потом все это прошло… Но даже и теперь, когда я снова уношусь мыслию в давно ушедшее прошлое и вспоминаю нашу суровую «прогулку» навстречу смерти при ясном солнце июньского утра и в золоте колыхавшихся со всех сторон пшеничных полей, – меня всегда пронизывает острое волнение и неприятная дрожь по всему телу…

Не дай бог никому и никогда переживать ужасы самой страшной из войн – войны междоусобной… Но оказывается, избежать ее не так легко и другим народам, что мы воочию и наблюдаем последние годы.

С казаками

Противник отступал, без всякого стеснения грабя попадавшиеся ему на дороге хутора, забирая с собой крестьянских лошадей и повозки, сея повсюду отчаяние и недолю. В особенности беззастенчиво обращались большевики с немцами-колонистами, по-видимому хорошо зная, что последние всегда были сторонники белых, сознательно ненавидели анархию и коммунизм и неоднократно оказывали добровольцам самую широкую помощь.

Такое отношение немцев к Белому движению являлось вполне естественным, если принять во внимание, что все колонисты всегда были мелкими собственниками и домовитыми, трудолюбивыми хозяевами, вкладывавшими всю свою душу и силы в дорогие им собственные клочки земли и свои маленькие домики, всегда славившиеся чистотою, зажиточностью и порядком.

От этих-то немцев-колонистов мы впервые и узнали, что отступающий противник двигается со своими отрядами и обозами в район колоний, быстро приближаясь к богатой и обширной слободе Черниговке, пользовавшейся среди добровольцев не совсем лестной репутацией. Такая репутация основывалась на том, что жители Черниговки уже неоднократно замечались в открытом симпатизировании большевикам и махновцам, оказывая им такое же содействие и гостеприимство, какое нам, в свою очередь, оказывали колонисты-немцы.

Не изменили жители Черниговки своим традициям и в данном случае: вскоре после сообщений доброжелательных колонистов донесения наших разведок подтвердили, что махновцы не только спешно двигаются по направлению к этой громадной слободе, но уже и вливаются в нее своими головными частями. В точности подтвердил это обстоятельство и мой бинокль, сквозь стекла которого я мог прекрасно наблюдать знаменитую Черниговку с высоты деревенской колокольни, отличного наблюдательного пункта, открывавшего перед нами всю окрестность.

Вероломная и коварная Черниговка, принимавшая теперь на свое лоно наших врагов, представлялась издали красивой и величественной: это было неимоверно большое, утопавшее в своих садах и огородах село, подобно гигантской колбасе растянувшееся верст на 8—10. За селом начинались поля, постепенно уходившие к туманному голубому горизонту, а на их переднем плане, ближе к нам, виднелось железнодорожное полотно. С колокольни хорошо нам были видны группы пеших и конных людей, быстро двигавшихся теперь по направлению к Черниговке, тотчас же поглощавшей их без остатка… Противник шел под гостеприимный кров своих союзников и приятелей, густо и бесцеремонно таща за собой длинные цепи обозов, нагруженных награбленным добром.

Наш Гвардейский конно-подрывной полуэскадрон на этот раз действовал в обществе и, так сказать, «под протекторатом» новых, доблестных и весьма интересных соратников, казаков Н-ского казачьего полка. Командовал этим полком лихой полковник – весьма любезный, веселый и общительный, соединявший все эти хорошие качества с искусством быть прекрасным начальником, умевшим выводить свою часть из самых рискованных положений.

Согласно приказанию штаба мы должны были принять участие в казачьем наступлении на противника, что и было нами исполнено почти незамедлительно, ибо не прошло часа с момента получения этого приказа, как мы, присоединившись к казакам, принимали участие в их осторожном приближении к противнику, которого доблестный полковник, по-видимому, решил атаковать врасплох, в момент приближения к гостеприимной Черниговке, приняв все меры предосторожности и далеко вперед выслав дозоры.

Противник был уже совсем близко. Казачьи сотни стали выходить из-за пригорка и, поднимая пыль, на широких аллюрах стали выдвигаться на линию фланговой сотни. И лишь только последняя поравнялась с остальными, раздался сигнал, по которому уже через несколько секунд полк стал длинной сплошной линией.

Погода стояла великолепная, настроение у всех не оставляло желать ничего лучшего… Наш полуэскадрон двигался по открытой местности, находясь в середине казачьей лавы и имея за собою наши вьюки с готовым подрывным материалом… Но вот по полю громко и резко разнесся третий сигнал.

– Шашки вон! В атаку наметом… Ма-арш!..

Это скомандовал командир полка, выскочивший далеко вперед от своих станичников… И тотчас же все загудело, завизжало – и понеслось вперед, как только может нестись казачья лава, хорошо известная всему миру еще во времена Наполеона…