Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века

И до этой даты обе партии прибегали к помощи англичан, но с 1415 г. вопрос о союзе с Англией стал решающим фактором в политической борьбе. Англичане выбрали бургиньнов: последние выглядели сильнее, к тому же никогда не выказывали враждебности Ланкастерам, да и связь Фландрии, которой владел герцог Бургундский, с английской экономикой была мощным стимулом. У партии арманьяков не было выбора, кроме как стать силой национального единства.

Позиции бургиньонов подкрепил и поступок королевы Франции Изабо Баварской: еще в ноябре 1417 г. она бежит из Парижа к герцогу Бургундскому. Правлению арманьяков в Париже оставались считанные месяцы. 29 мая 1418 г. парижане, всегда симпатизировавшие бургиньонам и ждущие от них долгожданных реформ, открыли ворота Парижа войскам герцога Бургундского. Дофин Карл бежал из города, как и большинство его сторонников: те, кто успели. С этой даты начинается англо-бургиньонское правление в Париже, которое длилось 18 лет. Месть арманьяков завела страну в тупик. Во время переговоров между Дофином Карлом и герцогом Жаном Бургундским на мосту в Монтеро в 1419 г. окружение Карла предательски убило соперника, поставив под сомнение, как уже было сказано, право Карла на трон. Наконец, серия договоров превращает многолетних соперников — королевства Англии и Франции — в союзников: в декабре 1419 г. был заключен англо-бургундский союз, 21 мая 1420 г. — договор в Труа, по которому Франция и Англия объявлялись соединенным королевством, в июне Генрих V Ланкастер женится на дочери Карла VI Екатерине. Ребенок, родившийся от этого брака 5 декабря 1421 г. — Генрих VI — становится после смерти обоих королей (Карла VI и Генриха V) в 1422 г. королем «двойной монархии».

9. Людовик Орлеанский, деталь Агонии в саду, приписываемой Коларту де Лаону, ок. 1405–1408 гг.

Формально король Франции был вправе заключить такой союз, имевший аналоги в истории. К тому же Франция выигрывала от этого союза, поскольку она в несколько раз превосходила Англию по территории и населению, что ставило англичан перед угрозой ассимиляции. Родившийся от этого брачного союза ребенок был в равной степени французом и англичанином. И все же французы воспринимали его как чужака, прежде всего потому, что права на французский престол не передавались по женской линии, и сын Екатерины Валуа не мог быть королем Франции. Но главное, два народа десятилетиями жили в состоянии войны и привыкли воспринимать друг друга врагами. Формирующийся в обоих королевствах патриотизм встал на пути союза двух корон, способствуя победе Франции и поражению Англии в Столетней войне.

К 1422 г. сменились главы обеих враждующих партий: во главе бывших арманьяков становится Дофин Карл — будущий Карл VII, и эта партия из сеньориального клана превращается в партию борьбы за возвращение на трон законного наследника, т. е. в партию национальную. Во главе бургиньонов стал сын Жана Бесстрашного Филипп Добрый. И хотя он был более искусным политиком и уж во всяком случае более удачливым, чем отец, симпатии французов не перешли к нему по наследству[148]. Сказались усталость от войны, разочарование от несбывшихся надежд на реформы в государстве. Так начался сложный процесс переориентировки страны в сторону партии Карла, с одной стороны, и эволюция политики бургиньонов, с другой стороны, от попытки встать во главе Франции к замыканию на интересах исключительно своих владений.

Опыт союза двух королевств — Англии и Франции — не удался. Не случилось и расчленение Франции, несмотря на значительные центробежные силы и большую разницу между Севером и Югом. Франция выиграла войну, восстановила свои прежние границы; победу одержали сторонники Карла Валуа и защитники национальной монархии — «силы будущего», по словам Ф. Отран[149].

Попробуем определить место чиновников Парижского Парламента в этих процессах. И главное, попытаемся понять, какие идеи двигали ими. И наконец, какое значение для развития институтов королевской власти во Франции имела политика Парламента в политических конфликтах этого периода.

§ 2. Против убийства тирана

Идеи тираноборчества, впервые выраженные во Франции как политическая теория именно в этот период, были лишь «верхушкой айсберга»: страна переживала период болезненного для сеньориального строя укрепления государственности и вместе с ней появления публично-правового суда, призванного обеспечить «правосудие для всех». Реакцией на этот процесс во многом и была вспыхнувшая гражданская война, поводом для которой явилась распря двух высокопоставленных сеньоров из-за власти. Гражданской эту войну делает не столько всеобщее противостояние, разделение страны на враждующие кланы, сколько центральный конфликт: противостояние правосудия — справедливости, обычая — судебной процедуре[150].