Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века

Идеи политического насилия как наиболее быстрого способа решения проблем в государстве явились в этот период центральной темой идейной борьбы во Франции. Отношение к этим идеям различных групп и слоев общества, отдельных деятелей и мыслителей не только вносило вклад в развитие этих идей, но и в определенной мере способствовало самоидентификации самих групп, осознанию ими своего места в обществе.

Процесс создания публично-правового государства, основанного на праве и законе «для всех», появление слоя профессиональных служителей государства был подкреплен целенаправленной переводческой работой, вдохновляемой и оплаченной королем Карлом V Мудрым, давшей в руки апологетов государственности мощную аргументацию признанных античных авторитетов, в том числе Аристотеля[151]. Но, как оказалось, одни и те же идеи могли служить диаметрально противоположным целям. Тираноборчество, провозглашая своей целью защиту государства и закона от покушений на них «тирана», на деле подрывало этим государственность и законы, ибо акт индивидуального насилия без процедуры суда посягал на фундаментальную основу государства как силы, обеспечивающей законность и справедливость. Напомним еще раз, что в этот период тираноборческие идеи во Франции не распространялись на персону короля.

Идеи тираноборчества во Франции XV в. сплотили вокруг себя активные силы общества: и сторонников реформ в государстве, и противников злоупотребления властью, и теоретиков идейного обновления общества из Парижского университета, и сильные городские слои, прежде всего парижан. А чиновники Парижского Парламента кажутся стоящими в стороне[152].

Зададимся вопросом: в чем это выражалось?

Итак, 23 ноября 1407 г. около 8 часов вечера «Людовик, сын короля Карла V и родной брат царствующего короля Карла, герцог Орлеанский» был убит. Это был вызов: убить брата короля, каковы бы ни были его проступки, такого Франция еще не знала. Общество пребывало в шоке. Однако королевский прево Парижа Гийом де Тенонвиль тут же начал расследование, заметим, без чьих-либо санкций[153]. И меньше чем через двое суток, 25 ноября он докладывал Королевскому совету результаты расследования, назвав исполнителей убийства и дом, где они укрывались, т. е. «указал» на заказчика, который здесь же присутствовал. Жану Бесстрашному ничего иного не оставалось: он отвел в сторону Людовика Анжуйского и объявил, что это он убил герцога Орлеанского «по наущению дьявола»[154]. Назавтра весь Париж открыто говорил о том, кто убийца (26 ноября 1407 г.).

^{10. Убийство Людовика Орлеанского (Национальная библиотека. Париж)}

Но уголовного дела так и не возбудили ни в Шатле, ни в Парламенте. Почему? Растерянность, возможно, сменилась пониманием, что убийство брата короля, равно как и уголовное наказание кузена короля, одинаково пагубны для авторитета власти, ибо допускают возможность посягательства и на королевскую особу[155].

Вернемся к записи секретаря. В ней после описания убийства следует странное на первый взгляд рассуждение. Оно о том, что в это время в Париже находились король, Дофин, дяди короля герцоги Беррийский, Анжуйский, коннетабль Франции, адмирал Франции, сеньоры и главы суда, Парламента и Шатле (23 ноября 1407 г.). За этим замечанием проглядывает позиция. Ни для кого не было секретом, что Людовик Орлеанский был в тот момент олицетворением всех гражданских и человеческих пороков: жестокий правитель, чьей злой воле приписывались и ухудшение жизни, и налоги, и раздор в стране; к тому же, погрязший в «пучине греха»[156]. Смерть его воспринята была в Париже как избавление и заслуженная кара, а убийца выглядел спасителем и орудием возмездия.

Парламентские чиновники знали об этих настроениях в обществе, но их волнует одно — процедура свершения правосудия. Зачем прибегать к помощи оружия, когда в Париже в этот момент есть возможность найти справедливость: у короля или чиновников суда? Зная об отношении общества к жертве, парламентские чиновники не могут оправдать и убийцу. В приведенном выше комментарии секретаря мне видится ключ к пониманию сути занятой Парламентом позиции: осторожного и стороннего наблюдателя.

Так, он дает санкции королевскому прево Парижа 10 февраля 1408 г. возбудить дело о краже трупов с виселицы в Монфоконе, чему препятствует Парижский университет, претендуя на это расследование ввиду того, что трупы использовались в колдовских целях, а такие дела подлежат его суду. Подозрения в краже, по слухам, падали на убитого герцога Орлеанского, жена которого Валентина Висконти, как считалось, обучила его приемам магии и колдовства. Расследование могло хоть как-то продвинуть судебным порядком дело об убийстве герцога Орлеанского, пусть и через обвинение его в колдовстве, злоумышлении против больного короля Карла VI[157].