Офсайд

Три месяца спустя

Сиэтл, Вашингтон, февраль

Все истории, что рассказывали нам друзья и члены семьи, все советы, что они дали, подготовили меня к тому, что придется просыпаться по шестьдесят раз за ночь, ждать неизвестно сколько недель, чтобы снова заняться сексом, и беспрестанно менять памперсы. К непредсказуемым скачкам послеродовых гормонов, к переменам в нашем браке – как хорошим, так и плохим – и к огромному количеству слез, пролитых всеми нами.

Но никто не сказал мне, каким беспомощным я буду себя чувствовать в день родов.

Я уперся локтями в колени и наклонился ближе к Бейли, что лежала на больничной койке.

– Все хорошо?

На часах было пол‐одиннадцатого утра, но этой ночью никто из нас не сомкнул глаз. Я сам вымотался, как физически, так и эмоционально, так что мог только представлять, каково было Бейли.

– Да, – ответила она. – Все хорошо.

Бейли рассеянно теребила рукав своего синего больничного халата, наблюдая, как в дальнем углу палаты акушер разговаривает с ординатором. Они вполголоса переговаривались у двери и просматривали медицинскую карту Бейли.

Когда врач в очередной раз покачал головой в ответ на какой‐то вопрос ординатора, я начал беспокоиться. Прошло уже больше тринадцати часов, и Бейли согласилась на эпидуральную анестезию, но дело не продвигалось. Ее матка раскрылась только на семь сантиметров.

Придя к какому‐то заключению, акушер подошла к больничной койке и, нахмурившись, изучила монитор, на котором отражался сердечный ритм плода.

– Бейли, – начала доктор Харрис, поправляя очки в металлической оправе. – Если ребенок не родится в ближайшее время, нам придется задуматься о кесаревом сечении.

Судя по ее тону, задумываться и не стоило.

– Но… – Бейли с удрученным выражением лица метнула в мою сторону взгляд. Это вывело меня из равновесия.

Я, отчаянно желающий сделать что‐нибудь более полезное, взял Бейли за руку и погладил большим пальцем тыльную сторону ее ладони.

Другой рукой она сжала в кулак белую простыню, что прикрывала ее ниже колен.

– Мы это не планировали.

Доктор Харрис сочувственно поджала губы и кивнула.

– Понимаю, но в какой‐то момент вы оба будете слишком уставшими. К тому же, поскольку твои воды уже отошли, существует риск инфекции. Сначала мы попробуем дать тебе питоцин, чтобы стимулировать схватки.

– Хорошо, – прикусила нижнюю губу Бейли. Она не хотела принимать питоцин, но это было последней надеждой.

Через какое‐то время в палату зашла медсестра. Она добавила к капельнице еще один препарат и скорректировала настройки на мониторах. Как только за ней закрылась дверь, Бейли набрала в грудь побольше воздуха и испустила долгий стон. С выражением полного поражения на лице она попыталась повернуться ко мне.

– Эй, – я встал и наклонился над кроватью, убирая с ее лба светлые волосы. – Ты прекрасно справляешься.

Последние девять месяцев Бейли была такой сильной. Или, как она любила мне напоминать, последние сорок недель – потому что так получалось больше. Она не жаловалась, когда тошнота мучила ее весь день. Не жаловалась, заканчивая статьи в последний момент.

Она снова посмотрела на меня, в ее глазах с золотыми крапинками затаилась печаль.

– Придется делать кесарево, да?

Будучи перфекционисткой, Бейли, узнав, что тест оказался позитивным, глубоко погрузилась в изучение родов. Она была полна решимости избежать того, что, по ее словам, было «вмешательством в процесс деторождения». Особенно одержима она была идеей не прибегать к кесареву без особой необходимости. К сожалению, необходимость все же была.

– Я знаю, ты надеялась, что все пройдет, как ты запланировала. Но как доктор Харрис и сказала, главное, чтобы вы оба были в безопасности.

В тот момент мне было все равно – пусть даже аист доставил бы малыша. Главное, чтобы и ребенок, и Бейли были в порядке. Но я уважал ее чувства – ведь это не мое тело хотели проткнуть.

* * *

Время ползло слишком медленно. Даже с питоцином схватки не участились. Когда мы приехали в больницу, Бейли была на взводе, но я, учитывая все обстоятельства, оставался достаточно спокойным. Теперь же, с недостатком сна и накопившимися стрессом и волнением, я был на пределе.

Внезапно фетальный монитор дико запищал. Прозвучал второй, еще более тревожный сигнал. Когда внимание Бейли переключилось на меня, у меня сжалось сердце. Хорошо, что мы уже были в больнице, потому что случись что‐то, я рухнул бы от сердечного приступа и сам нуждался бы в таком мониторе.

– Что‐то не так, – с нарастающей паникой в голосе сказала Бейли. – Что‐то не так с малышом.

Я сглотнул.

– Уверен, все будет хорошо.

В палату ворвалась доктор Харрис и еще несколько медицинских работников. Они, обмениваясь обрывистыми фразами, полными непонятных мне терминов, проверили показания на мониторах и осмотрели Бейли.

Секунду спустя акушер повернулась к нам с серьезным выражением лица.

– Ребенок в опасности, его нужно срочно вынуть.

И в мгновение ока я остался в палате один.

* * *