– Томас? Томас? О, Боже... Папа!! Он здесь наверху!!
Звуки шагов... чья-то ладонь на моем предплечье. Моя рука чуть дернулась... рефлекторно... непроизвольно. Еще слова – неразборчивые и в отдалении – и еще один голос рядом.
– Томас? Малыш, ты меня слышишь? – этот звук... этот голос. Я знал этот голос.
– Румпель...
– Это я, Томас.
Мне удалось чуть приоткрыть глаза, и я узрел самого прекрасного ангела на свете – с насыщенно голубыми глазами и густыми, длинными, шелковистыми волосами, обрамляющими идеальное лицо. Я чувствовал ее прикосновение к своей щеке и ко мне пришло самое важное прозрение в моей сознательной жизни.
– Румпель! – воскликнул я и в моих руках хватило сил схватить ее и прижать к своей груди. Ее руки обхватили меня в ответ, и она прошептала мне на ухо:
– Все хорошо, Томас, – сказала она. – Все хорошо, я здесь. – я почувствовал, как она чуть отодвинулась и стиснул сильнее.
– Не уходи! – взмолился я.
– Я никуда не уйду, – пообещала она. – Папа!
Я почувствовал слабый нажим пальцев на внутренней стороне запястья.
– Его сердце учащенно бьется, – пробормотал Грег. – Скорая уже в пути. Максимум пять минут.
– А что на счет... что на счет его папы?
– Похоже, он застрелился, – услышал я ответ Грега.
– О Боже мой, – ахнула Николь.
– Томас... ты держишься? Помощь в пути. Оставайся с нами, ладно?
– Ладно.
Я глубоко вдохнул, впитывая окружающий меня ее аромат.
– Томас? – снова голос Грега. – Томас, ты... что-то себе вколол?
– Угу, – пробормотал я в ответ.
–
– Что именно, Томас? – спросил Грег.
– Адреналин... чтобы... добраться сюда...
– Дерьмо, – прошипела Румпель. Я ощутил, как ее объятия вокруг меня стали крепче, и думаю, чуть улыбнулся.
– Скучал по тебе, – произнес я и, уткнувшись головой ей в плечо, вновь закрыл глаза.
– Я люблю тебя, Томас, – ответила она. – Теперь все будет хорошо.
– Тоже... люблю...
У Шекспира были парочку интересных мыслей, высказанные в Ричарде II: «Я все раздумывал, как мне сравнить темницу, где живу я, с целым миром»120.
Так уж вышло, что мне думалось отныне, все будет хоть чуточку получше.
Теперь я был свободен.
Глава тридцатая
ВОЗОБНОВЛЕНИЕ ИГРЫ
Шел дождь.
Вообще-то моросил – он был недостаточно сильным, чтобы считаться дождем, но все же было мокро, отчего одно из колес чуть скрипело, в то время как я нервно дергал кресло вперед-назад. Глаза невидяще смотрели прямо, пока гроб с телом папы медленно опускали в гигантскую яму рядом с могилой мамы.
Николь стояла за моей спиной, вцепившись пальцами в рукоятки кресла, а Грег – в паре футов поодаль, непрерывно приглядывая за мной. Мне хотелось разозлиться, что он слишком печется и беспокоится, но я не мог. Мне хотелось, чтобы меня раздражало, что Николь настаивала катать меня повсюду, но я не возмущался по этому поводу, потому что она была тут – со мной.
Меня выписали из больницы ровно два часа назад, продержав лишь пару дней, обследуя и желая убедиться, что мое тело избавилось от переизбытка адреналина и не было никаких иных осложнений, вызванных гормоном, либо травмой на боку от падения с кресла или усилий от затаскивания тела по ступенькам.
Мне пришлось верить им на слово, потому что сам я ничего не помнил.
Это было странно. Диссоциативная амнезия, как назвали ее врачи. Я помнил, как отправился в кабинет папы, нашел письмо от Томаса Гарднера, и как Николь сидела со мной в скорой, играя с моими волосами, когда мы отъезжали от моего дома в больницу. Все что было между этим – чистый лист.
Наверно, это хорошо.
Учитывая, что большую часть своей жизни провел, помня каждую деталь каждого дня, было странно осознавать, что я полностью пропустил добрых двенадцать часов.
Преподобный Уолш читал из Библии, а присутствующие склонили головы. Он прочитал небольшую молитву, сказал аминь, и таков был конец доктора Лу Мэлоуна.
Разочаровывающим, мягко говоря.
Но вместе с тем, не уверен, что он заслуживал большего.
Николь откатила меня из-под маленького навеса у могилы под дождь. Грег с очень мрачным выражением на лице шел позади нас с зонтом. Мы остановились на дорожке перед кучкой людей, сгрудившихся, чтобы подойти и выразить мне соболезнования. Я знал лица, помнил большинство имен, но происходящее по-прежнему было размыто, пока они толпой проходили мимо. Учителя, люди из больницы, парни из моей команды по футболу, Клинт...
Пока Джереми с теплотой сжал мое плечо, а Рэйчел поцеловала в щеку, Клинт стоял позади них и пинал землю. Когда эти двое отошли, он сделал робкий шаг вперед, и я поднял на него глаза.
– Хей, – сказал я.
– Хей, – ответил он.
Он еще попинал землю.
– Подойди, – наконец сказал я со вздохом и протянул к нему руку. Он принял ее, и я дернул его к себе, обняв одной рукой за плечи. – Все между нами хорошо. Знаю, что звучит до охренительного странно, но я вроде как даже благодарен.
Я убрал руку, и он отстранился, глядя на меня озадаченно.
– Да, – сказал он, – это и впрямь звучит странно.