Офсайд

Тепло девушки, обнимающей меня в моей машине посреди школьной парковки, было единственным, что удерживало меня на земле, сдерживало от того, чтобы не перейти за грань. Я все еще был близок к этому, и по мере того, как напряжение в моих мышцах начало медленно спадать, пружина в моей голове болезненнее натягивалась. Я прикрыл глаза от ощущения того, как ее пальцы прошлись по моему виску в своей, казалось бы, бесконечной задаче откинуть мои волосы с лица.

Голова теперь лежала у нее на коленях, а мои руки плотно обхватили ее за талию, в то время как она обнимала меня, успокаивала и тихонько напевала. Ручник неудобно впивался в тело, но по крайней мере это был мой правый бок. Моя левая сторона болела. Мое горло болело. Моя голова болела.

Но было так… так просто забыть обо всем этом, потому что меня окутывали ее руки и ее запах. Я вцепился в нее, будто она была перилами на балконе самого верхнего этажа в отеле, а моя пьяная задница только что навернулась с него. Было больно стараться держаться за нее, и часть меня хотела просто отпустить и позволить мне упасть – покончить с этим.

По крыше машины начал барабанить дождь – сначала слабо, а потом сильнее. Я по-прежнему не двигался, и Николь тоже, казалось, никуда не собиралась. Стекла в салоне запотели, отчего было сложно определить который сейчас час. Я не уверен, тусклый свет был из-за затянувших небо облаков или из-за того, что было действительно так поздно.

Мне нужно было возвращаться домой.

Немного приподнял голову и мой лоб оказался на уровне ее плеча, и я, наконец, вновь встретился с ней глазами. Она выглядел такой обеспокоенной. Я не мог удержать на ней взгляд, поэтому снова отвел глаза, фокусируясь на виде из окна, хотя там ничего нельзя было разглядеть.

Плечи напряглись, когда я подумал о том, что только что сделал и сказал. Что на хрен мне теперь делать? Она знала. Каким-то образом она знала это еще до того, как я все рассказал, но она не понимала, почему он должен был это сделать. Я отнял у него все, что имело для него значение, и у него было полное право злиться.

– Это не его вина, – вновь сказал я, мой голос был тихим, едва различимым на фоне шума дождя. Я закашлялся, горло до сих пор саднило.

– Что произошло?

– Он пил накануне вечером, – сказал я. – Перебрал. Обычно он вообще не пьет… только в тот день. Он был зол, но он не хотел этого. Я просто упал.

– Ты упал? – переспросила она. – Как ты упал?

– Он лишь… оттолкнул меня, – ответил я. – В коридоре стоит одна из этих вещиц в стиле туалетного столика – какая-то антикварная. Я сломал ребро об нее. Это была не его вина, а моя.

– Он толкнул тебя, – сказала Николь. – И ты напоролся на столик, тогда и сломал ребро?

– Да.

– И каким именно образом это твоя вина? – тихо спросила она.

– Это все моя вина, – сказал я. Мои руки поплотнее обхвати ее, и я уткнулся лбом ей в плечо. – По моей вине она мертва.

– Мой папа сказал, что это была автомобильная авария.

– Но ее бы там не оказалось, если бы не я.

Я рассказал ей о забытых мной перчатках и о том, как мама поехала за ними.

– Это был несчастный случай, – настаивала Николь, когда я закончил. – Порой каждый забывает мелочи…

– Я больше не забываю, – пробормотал я.

– Что ты сказал?

– Этого бы никогда не случилось, если бы не я, – прорычал я себе под нос. – Разве оказалась бы она в машине, если б я не забыл свои перчатки? А?

– Не в этом дело, Томас. Ты был всего лишь ребенком…

– Однако это не помешало произошедшему, – сказал я. – И это не меняет того факта, что если бы я не был таким гребаным тупицей, то она была бы сейчас жива.

– Ты не несешь ответственность…

– Нет, несу! – заорал я, отстраняясь от нее, морщась и хватаясь за бок. Отодвинуться не получилось, поэтому я просто уронил голову ей на плечо. – Скажи еще, что она все равно бы оказалась на той дороге, даже если бы я помнил все свое дерьмо! Ну же, давай. Скажи, что у нее по-прежнему была бы причина поехать домой! Не можешь, да? А знаешь почему? Потому что это моя гребаная вина!

Николь откинулась на спинку сиденья и склонила голову, чтобы посмотреть на меня – на ее лице отразилась боль.

– Даже если так и было, – сказала она. – Я не соглашаюсь с тобой, но даже если несчастный случай произошел по твоей вине, это не означает, что он может так относиться к тебе сейчас. Это случилось шесть лет назад.

– Прошло уже шесть лет, а ее по-прежнему нет, – сказал я, повторяя слова папы, сказанные минувшим днем. – Ничего не меняется.

– Это должно измениться, – настаивала Николь, – но вы, ребята, застряли.

Я закрыл глаза и некоторое время обдумывал слово «застряли». Должен признать, оно подходило.

– Томас, тебе нужно рассказать об этом кому-то, – мягко сказала Николь. – Мой папа мог бы…

– Нет! – Я повернул к ней голову и вцепился в ее талию. – Нет, Николь! Ты обещала! Ты сказала, что никому не расскажешь!

Николь покачала головой:

– Не скажу, – ответила она. – Просто думаю тебе самому стоит.