Офсайд

– Николь, тебе пора кончать болтать, – произнес Рон глубоким зловещим голосом.

– Рон, пожалуйста! – Она развернулась к нему с мольбой в глазах. – Он никому не скажет. Клянусь, не скажет. Ведь не скажешь?

Она снова повернулась ко мне, и я мог лишь кивнуть, пытаясь осмыслить, какого хрена происходит. Рон уставился на нее.

– Это между тобой и Софи, – наконец изрек он. – Но держи рот на замке, пока она не вернется домой.

Николь вздохнула и снова посмотрела на меня.

– Иди домой, Томас, – сказала она спустя мгновение. – Я реально чертовски зла на тебя и когда закончу тут, приеду к тебе домой, чтобы установить кое-какие чертовы границы. Ты меня понял?

Рон снова заржал.

Я уже ненавидел говнюка.

Но не мог слишком сердиться, потому что даже будучи явно очень разгневанной на меня, она сказала, что собирается приехать и поговорить об этом. Надеюсь, это означало, что мне по крайней мере предстоит взбучка.

Или настало время сделать рокировку?

Блядь.

Как играть в эти игры, если ни хрена не понятны правила?

Она хотя бы не показала мне красную карточку. Во всяком случае, пока. Я мог мириться с предупреждением до тех пор, пока это была просто предупредительная желтая карточка.

– Ладно, – тихо сказал я.

Николь передала ребенка Рону и нежно положила руку мне на грудь, легонько оттолкнув из дверного проема на крыльцо. Она мягко закрыла за собой дверь и посмотрела на меня.

Коготки все еще были выпущены.

– Я постараюсь все разрулить, – кипела она, – но ты действительно, действительно усложнил мне задачу! Почему ты не можешь просто доверять мне, а?

– Я тебе доверяю, – ответил я.

– Как же, оно и видно!

– Доверяю! – сказал я более категорично.

– Тогда покажи это на деле! Когда Софи вернется с работы, я с ней поговорю. А пока – уходи!

Она развернулась и зашла в дом, отшивая меня, в то время как я так и остался стоять на крыльце, разинув рот.

Закрыл рот, развернулся и медленно побрел к машине.

Почему-то Шекспир нашептывал мне на ухо фразу: «Мозгу-то у него, впрочем, тоже не больше, чем серы в ушах»⁸⁶. Как бы то ни было, я подумал, что, возможно, вытащил карточку «Досрочного освобождения»⁸⁷ в игре «Монополия».

Собиралась ли она захватить мою королеву?

Глава девятнадцатая ДВЕНАДЦАТЫЙ ИГРОК 88

Мой телефон мяукнул как раз тогда, когда я выезжал с подъездной дорожки.

Отправившись на поиски Николь, я оставил его на пассажирском сиденье.

Два пропущенных звонка.

Я проверил номер.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Прежде чем трясущейся рукой успел нажать на «перезвонить», телефон снова замяукал.

– Привет, пап.

– Не «привет, папкой» мне! Какого хрена тебя не было на тренировке?

– Я… э-э…

Дерьмо. Я был не готов к этому.

– Блядь, отвечай мне! – орал он в трубку. – Ты что где-то трахался с этой сучкой, ведь я же сказал тебе на хрен не отвлекаться! Десять дней, засранец! Десять дней до приезда Мессини на твои смотрины. Десять гребанных дней!

– Я знаю, папа… Я просто…

– Что просто?

Мне не хотелось этого делать, но я мог разыграть лишь одну карту, которая не привела бы к полной катастрофе.

– Просто… нехорошо себя чувствую.

– Нехорошо себя чувствуешь? – повторил он, и его голос значительно сбавил тональность. – Ты заболел?

– Нет… эм… – Черт! Теперь я начал запинаться. – Не думаю. Просто… ничего страшного.

– Скажи мне, что на хрен с тобой не так! – заорал он.

Я сделал протяжный шумный вдох.

– Сегодня сильно болят ребра, – солгал я. – Я принял мотрим, но он не особо помог. Думаю, я переутомил их во время вчерашней тренировки и, может, потянул или типа того.

С минуту повисла полная тишина.

– Рецепт в моей ванной, – мягко сказал он. – Прими одну и только одну.

– Ладно, – сказал я. – Спасибо, пап.

– Без проблем. Просто немного отдохни сегодня вечером, ладно?

– Да, конечно.

– Ты должен быть в лучшей форме на следующей неделе, сын. Тебе нельзя облажаться.

– Этого не будет, пап. Клянусь.

– Вот это мой мальчик.

Он повесил трубку.

А мне хотелось сигарету.

– Блядь.

Я остановился в конце улицы, с минуту тер ладонями глаза, стараясь сделать парочку глубоких прочищающих мозги вдохов и поехал. Когда я добрался до дома, он был окутан темнотой из-за сгустившихся над ним облаков, а вдалеке раздавались раскаты грома. Я включил свет на кухне и в гостиной, чтобы хоть немного сделать его ярче. Поднялся наверх в ванную папы, уронил на ладонь одну таблетку обезболивающего и смыл ее в унитаз.

Я знал, что он считал их.

Зашел в свою комнату, с минуту стоял там, уставившись в пространство, и пытался понять, что черт возьми происходит.

Я не был идиотом. Я посещал внеклассные занятия и до хрена знал о том, что в моей жизни был полный пиздец: мама умерла, папе приходилось справляться с ролью отца-одиночки, и у меня не было никакого реального понимания того, какими должны быть взаимоотношения между мужчиной и женщиной, кроме разве что как всунуть А в слот Б. Я знал, когда до этого только дошло, что мой отец не должен был на хрен меня бить.

И так же знал, что и он знал это.