Читаем Огастес выполняет свой долг полностью

Письмоводитель. Что же тут особенного? Теперь война, и все переменилось. Я понимаю, если бы я выпивал за стойкой, меня бы выгнали в два счета. Но я человек солидный и покупаю вино навынос, с тем чтобы выпить его дома. А навынос меньше кварты не отпускают. Если бы до войны мне сказали, что я смогу осилить в день кварту виски, я бы не поверил. Вот чем хороша война: она пробуждает силы, о которых человек сам не подозревал. Вы как раз говорили об этом вчера в вашей речи.

Огастес. Я не знал, что обращаюсь к болвану. Постыдились бы! Нет, этому пьяному безделью нужно положить конец. Уж я здесь наведу порядок. Я буду приходить сюда каждое утро пораньше, пока дело окончательно не наладится. Смотрите, чтобы по утрам к половине одиннадцатого для меня здесь была чашка кофе и две булочки.

Письмоводитель. Насчет булочек ничего не выйдет. Единственный пекарь в городе, который умел выпекать булочки, был гунн; его заключили в концентрационный лагерь.

Огастес. И правильно сделали. Что ж, разве не нашлось англичанина на его место?

Письмоводитель. Как же, нашелся один. Но он оказался шпионом; его отправили в Лондон и расстреляли.

Огастес. Расстреляли англичанина!

Письмоводитель. Ведь это же совершенно естественно. Если немцам нужен шпион, они не возьмут немца, немец всем внушал бы подозрение.

Огастес (опять вскакивая с места). Вы хотите сказать, негодяй, что англичанин способен за деньги продать свою родину врагу?

Письмоводитель. Вообще я бы этого не сказал, но найдутся здесь и такие, что продадут вам родную мать, если случай представится.

Огастес. Бимиш, скверная это птица, которая поганит собственное гнездо!

Письмоводитель. Что ж, так ведь не я же поганю Литл Пифлингтон. Я не принадлежу к правящим классам. Я только объясняю вам, почему у нас нет булочек.

Огастес (в полном возмущении). Так неужели же здесь не найдется разумное существо, которое исполняло бы мои приказания?

Письмоводитель. Есть тут один, подметальщик улиц; он, собственно, был учителем школы, но ее закрыли для экономии. Может быть, он подойдет вам?

Огастес. Что такое? Вы хотите сказать, что, когда жизнь наших славных ребят в окопах и судьба Британской империи всецело зависят от количества снарядов, вы тратите деньги на уборку улиц?

Письмоводитель. Ничего не поделаешь. Мы отменили было уборку, но смертность среди грудных младенцев ужасающе повысилась.

Огастес. Какое значение имеет смертность в Литл Пифлингтоне в такой момент? Думайте о наших славных солдатах, а не о ваших пискливых младенцах!

Письмоводитель. Раз вам нужны бойцы, позаботьтесь о детях. Ведь вам их не отпустят в лавке, как оловянных солдатиков.

Огастес. Короче говоря, Бимиш, вы не патриот. Отправляйтесь-ка вниз, к себе в контору, и распорядитесь, чтобы газовый камин мне заменили обыкновенным. Министерство торговли призывает нас экономить газ.

Письмоводитель. Министерство военного снаряжения приказало нам пользоваться газом вместо угля, чтобы экономить уголь. Кого же слушаться?

Огастес (кричит). Обоих! Ваше дело не критиковать, а слушаться; не раздумывать, а действовать и умирать. Это война. (Успокаивается.) У вас есть еще что-нибудь ко мне?

Письмоводитель. Да, я прошу прибавки.

Огастес (от ужаса чуть не валится на стол). Прибавки! Горацио Флойд Бимиш, вы понимаете, что у нас война?

Письмоводитель (иронически). Да, я кое-что читал об этом в газетах, и вы разок-другой поминали о ней.

Огастес. Наши славные ребята умирают в окопах, а вы просите прибавки?

Письмоводитель. Так ведь за что же они умирают? За то, чтобы я мог жить, не так ли? И значит, все это будет ни к чему, если я сдохну с голоду к тому времени, как они вернутся.

Огастес. Все идут на жертвы, никто не думает о себе, а вы…

Письмоводитель. Как так все? А чем, скажите, жертвует булочник? Торговец углем? Мясник? Дерут с меня двойную цену — вот как они жертвуют собой. И я тоже хочу так жертвовать собой. С будущей субботы платите мне двойную ставку; двойную, и ни пенса меньше, или вы останетесь без секретаря. (Решительно, с воинственным видом идет к двери.)

Огастес (провожая его уничтожающим взглядом). Ступайте, презренный сторонник немцев!

Письмоводитель (поворачивается, с воинственным задором). Кого это вы называете сторонником немцев?

Огастес. Еще одно слово — и вы ответите перед законом за понижение моего боевого духа. Идите.

Письмоводитель отступает в смятении. Звонит телефон.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шоу, Бернард. Пьесы

Аннаянска, сумасбродная великая княжна
Аннаянска, сумасбродная великая княжна

Представление Шоу о революции как о могучем взрыве жизненной энергии воплотилось в небольшой пьеске «Аннаянска». В образе ее главной героини — волевой, сильной женщины, наделенной ясным умом и большой смелостью, воплотилась «душа» революции. Несмотря на то, что события его пьесы происходят в вымышленной стране Беотии, драматург пытается создать ощущение некоторой национальной специфики. В действиях героини пьесы можно усмотреть отдаленную аналогию с поведением Екатерины II, которая, как и Аннаянска, явилась к солдатам, переодевшись в офицерский мундир, и обратилась к ним с призывом бороться за правое дело.Написанная в условной манере, эта пьеса по форме своего драматического построения уже приближается к гротескно-фантастическим пьесам (так называемым экстраваганцам), составившим основную часть творческого наследия позднего Шоу.Послесловие к пьесе — А. С. РоммПримечания к пьесе и предисловию автора — С. Л. Сухарев

Бернард Шоу

Драматургия / Проза / Проза прочее

Похожие книги

Я стою у ресторана: замуж – поздно, сдохнуть – рано
Я стою у ресторана: замуж – поздно, сдохнуть – рано

«Я стою у ресторана…» — это история женщины, которая потеряла себя. Всю жизнь героиня прожила, не задумываясь о том, кто она, она — любила и страдала. Наступил в жизни момент, когда замуж поздно, а сдохнуть вроде ещё рано, но жизнь прошла, а… как прошла и кто она в этой жизни, где она настоящая — не знает. Общество навязывает нам стереотипы, которым мы начинаем следовать, потому что так проще, а в результате мы прекращаем искать, и теряем себя. А, потеряв себя, мы не видим и не слышим того, кто рядом, кого мы называем своим Любимым Человеком.Пьеса о потребности в теплоте, нежности и любви, о неспособности давать всё это другому человеку, об отказе от себя и о страхе встречи с самим собой, о нежелании угадывать. Можем ли мы понять и принять себя, и как результат понять и принять любимых людей? Можем ли мы проснуться?

Эдвард Станиславович Радзинский

Драматургия / Драматургия