Огюст Бланки

Действительно, выходка Юбера была явной провокацией. Тогда многие принимали его за сумасшедшего, а он был просто полицейским агентом. Эта эскапада окажется очень скоро находкой для реакции в борьбе с революцией. Но здесь как будто многие осознали это и начали покидать зал. Ушел и Бланки. Но вокруг трибуны кипели страсти. Один за другим появлялись списки нового Временного правительства. В них повторялись в разных сочетаниях имена Распая, Луи Блана, Ледрю-Роллена, Флокона, Консидерана, Альбера, Бланки, Прудона, Леру, Кабэ. Участники всей этой суматохи считали, что произошло нечто подобное тому, что случилось 24 февраля. На самом деле это был какой-то запутанный фарс. Фактически никакого восстания не было. На стороне власти, то есть Национального собрания и Исполнительной комиссии, находились все вооруженные силы: армия, Национальная гвардия, мобильная гвардия, жандармерия, полиция. Тем не менее наиболее экзальтированные считали Национальное собрание разогнанным и устремились к Ратуше, где Барбес, Альбер и еще кучка их друзей занялись формированием «правительства». Кое-кто потребовал включения в него Бланки. Это привело Барбеса в бешенство:

— Не говорите мне о Бланки; если он появится, я разобью ему голову!

В действительности в Ратуше разыгрывалась какая-то пародия на правительство, которое немедленно занялось сочинением целой серии декретов, среди которых был, например, декрет об объявлении войны сразу нескольким державам из-за Польши. Написали также декреты о роспуске Учредительного собрания, Национальной гвардии и т. п.

А между тем в опустевшем зале Бурбонского дворца снова собрались члены Учредительного собрания. Первым делом занялись подавлением «мятежа», которого, в сущности, не было. Тем не менее войска отправились к Ратуше. Во главе их на лошадях гарцевали Ледрю-Роллен и Ламартин. Это уже был какой-то нелепый маскарад. Арестовать «правительство» Барбеса и Альбера не составляло никакого труда. Не потребовалось ни одного выстрела, ибо «правительство» никто не защищал. В разных местах схватили руководителей революционных клубов. Были арестованы Леру, Распай, Собрие, Барбес, Альбер, Флотт, Лакамбр и другие. Брали не за конкретные действия, не за определенную вину, а просто по признаку революционной активности. Всего арестовали в этот день около 400 человек. Речь шла о потенциальных вожаках восстания, которое могло и должно было вспыхнуть. Но неуловимым в течение десяти дней оставался Бланки. И снова его враги распускают слухи в стиле «документа Ташеро». Видите ли, он опять предал всех, как в 1839 году! Сбежал за границу, отправив своих друзей за решетку!

Бланки схватили 26 мая в половине седьмого вечера в доме одного торговца на улице Монтолон, когда он сидел с двумя друзьями за обедом, состоящим, как обычно, из овощей и простой воды. Прошел всего год, как его выпустили на свободу в Блуа…

Теперь он оказался в Венсеннском замке, расположенном на восточной окраине столицы. Это одна из самых знаменитых исторических достопримечательностей Парижа. Жизнь каждого из французских королей, начиная с Филиппа-Августа, была так или иначе связана с Венсеннским замком. Уже упоминалось о нем, когда речь шла о народных манифестациях с требованием сурового наказания министров Карла X, заключенных в этот замок в июле 1830 года. И снова одиночная камера, на этот раз высокая, со сводчатым потолком. Слуховое окно, перегороженное брусьями. Узники строго изолированы друг от друга. Нет даже прогулок. И снова мать Бланки обнаруживает невероятную настойчивость и спустя восемь дней после ареста добивается свидания с сыном. Она рассказывает о том, что в Париже «царит порядок». Прошло всего три месяца, как король Луи-Филипп бежал, скрываясь под именем господина Лебрена. И Бланки за эти три месяца пережил, перечувствовал больше, чем за десяток лет в тюрьме. Ему есть что вспомнить, о чем подумать и пожалеть…

Совесть его была чиста. Ошибок он не совершал. Жалеть приходилось о том, что обстоятельства, события шли так, как они только и могли идти в том хаотическом столкновении интересов и страстей, которое началось в конце февраля. От этой высшей точки подъема революции, когда решающую роль играли рабочие, она шла на убыль. Иначе и быть не могло, ибо Франция еще не созрела, не готова была к пролетарской, социалистической революции, она оставалась буржуазной. Тем не менее впервые в истории на арену широко выступает рабочий класс. Действуя стихийно, несознательно, неорганизованно, он воплощает будущее. Но оно еще в очень далекой и туманной перспективе. И все же, как писал Маркс, «пролетариат все более объединяется вокруг революционного социализма, вокруг коммунизма, который сама буржуазия окрестила именем Бланки».