Читаем Огюст Бланки полностью

Но главное — это работа. Бланки много пишет, а бумаги у него очень мало. У него вырабатывается необычайно мелкий почерк, который до сих пор приводит в отчаяние историков, пытающихся изучить его архив. Пишет он так мелко, что мог бы уместить таблицу умножения на клочке размером с почтовую марку. Во время заключения в Дуллане Бланки записывает воспоминания о Луи Блане, Коссидьере, Ледрю-Роллене. Он излагает свои взгляды на католицизм и протестантизм. Он написал также резкий памфлет против Робеспьера, образ которого был ему когда-то так близок и дорог. После опыта революции 1848 года он пересматривает свои взгляды. Он убедился, что копирование взглядов, идей Неподкупного для нового времени, как это делали сторонники Ледрю-Роллена, нелепо и опасно. Не демократическая республика должна быть целью современной борьбы, а республика социальная. Без этого демократия, всеобщие выборы, парламент — все это только новые вывески для сохранения прежнего рабского положения народа. Впрочем, теоретические упражнения Бланки всегда будут для него делом второстепенным по сравнению с прямым революционным действием.

Но о каком действии можно думать, когда жизнь в тюрьме — само воплощение бездействия? Что может она дать Бланки, кроме чувства беспомощности, тщетности всей его жизни? Но, о чудо! Она приносит ему особую, необыкновенную радость, удовлетворение. Разве само по себе заключение в тюрьму по нелепому, фальшивому обвинению не есть вынужденное признание исключительной роли его личности? Редкие, но драгоценные вести о том, что во Франции и за границей помнят о нем и действуют его именем, доставляют ему истинное счастье! Он испытывает невыразимую радость от писем неизвестных, но пылких его поклонников. Вот что читает Бланки в одном из них: «С каждым днем в общественном мнении ваша фигура становится все величественнее. По мере того как народ становится все просвещеннее, он говорит о вас с уважением как о самом несчастном человеке нашей эпохи». Или в другом письме: «Вы воплощаете для меня саму душу революции; если падете вы, погибнет и она». В конце 1849 года парижские бланкисты сообщают ему, что они начинают издавать журнал для пропаганды его идей. Среди пятнадцати сотрудников журнала девять убежденных бланкистов...

В октябре неожиданно приходит приказ министерства внутренних дел о переводе Бланки и других заключенных по делу 15 мая в другую тюрьму. Это Бель-Иль-сюр-мер; в переводе на русский: «Прекрасный остров на море». 20 октября начинается тринадцатидневное путешествие в тюремной карете. Сначала Бланки привозят в Париж и помещают в новую тюрьму Мазас, оборудованную по последнему слову тогдашней полицейской техники. Разумеется, новшества призваны не облегчить участь заключенных, а усилить их тяготы. Уже через несколько дней мать добивается свидания. Она поражена болезненным состоянием сына. Кажется, он опять смертельно болен. В тот же день, 26 октября, она обращается с письмом к министру внутренних дел и просит поскорее перевести Бланки на Бель-Иль, где условия заключения благоприятнее для его здоровья. Уже 30 октября его увозят вместе с десятью другими революционерами, считавшимися в Мазасе «особенно опасными». С несколькими пересадками, с соблюдением крайних мер полицейской охраны их доставляют к Атлантическому побережью. На парусное судно «Паташ» поднимаются одиннадцать узников и двенадцать жандармов. Из-за встречного ветра морское путешествие затянулось на несколько часов, хотя остров находится недалеко от французских берегов. Но вот брошен якорь у Ла Палэ, главного пункта на острове, в котором из-за осеннего времени не заметно вопреки названию ничего прекрасного. 2 ноября прибывших передают охране замка Фуке, построенного при Людовике XIV и превращенного в тюрьму. Сначала всех помещают в одну общую камеру с окнами, из которых открывается перспектива острова и моря. Это уже благо для узников. Но попытка одного из них подойти вплотную к окну вызывает предупредительный выстрел часового. Это не сулит ничего хорошего новым гостям «Прекрасного острова». 9 ноября новый сюрприз: сюда же привозят Барбеса — смертельного врага Бланки. Значит, снова перспектива трагически-бессмысленной вражды...

Расположенный у южного побережья Бретани, Бель-Иль издавна был отличным местом для островной крепости. Теперь в нем надежно изолировали до 500 революционеров. Внутри крепости построили шесть длинных бараков. В центре кухня, больница. Есть также большое поле, заросшее травой, — удобное место для прогулок. По сравнению с Мон-Сен-Мишель и даже с Дулланом здесь условия более благоприятны. Прибывших перевели в феврале 1851 года в общую тюрьму, в каждую камеру по шесть человек. В одной из них — Бланки, в другой — Барбес. На этот раз догадались разделить их. Появление новичков, естественно, стало событием. Имя Бланки всем было очень хорошо известно. Барбеса также знали многие, они-то составляли здесь большинство. Появление двух известных революционеров встретили криками: «Да здравствует Барбес!», «Долой Бланки!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное