Читаем Огюст Бланки полностью

Но в тот же день клуб Бланки принимает обращение к гражданам столицы, в котором содержался призыв добиваться отсрочки выборов в Учредительное собрание, а также выборов офицеров Национальной гвардии. В нем говорилось, что в Париже в избирательные списки внесено очень небольшое число рабочих. Бюллетени буржуазии окажутся в большинстве. В других городах рабочие еще не проявляют политической активности и могут пойти на поводу своих хозяев. Еще хуже положение в деревне, где влиянием пользуются духовенство и дворяне.

«Мы полны негодования при мысли о том, — писал Бланки в обращении, — что угнетатели могут таким образом использовать плоды своего преступления; было бы святотатством заставлять десять миллионов человек лгать во имя спасения угнетателей и вырывать у них, пользуясь их неопытностью, санкцию на их порабощение. Это было бы слишком наглым вызовом февральским баррикадам.

Народ не знает правды; надо, чтобы он ее узнал. Это дело не одного дня и не одного месяца. Если в течение пятидесяти лет слово принадлежит одной лишь контрреволюции, то неужели нельзя хотя бы на один год предоставить слово свободе, которая готова разделить трибуну со своим противником, не препятствовать его выступлениям? Надо, чтобы свет проник всюду, в самые маленькие, бедные деревушки, надо, чтобы согнутые рабством трудящиеся разогнули спины и поднялись из того состояния прострации и отупления, в котором держат их под своей пятой господствующие классы».

Бланки снова решительно предостерегает против преждевременных выборов, предсказывая победу реакции, которая неизбежно повлечет за собой жестокую гражданскую войну. Обращение Центрального республиканского общества указывало основную цель намеченной на ближайшее время общенародной демонстрации. Однако непредвиденные события осложнили дело. 14 марта правительство по предложению Ледрю-Роллена решило сделать уступку рабочим, допущенным отныне в Национальную гвардию, установив в ней полное равноправие. Решено было распустить привилегированные отряды «стрелков» и «гренадеров», состоявшие исключительно из буржуа, которые растворились в общей массе гвардейцев. Это вызвало резкий поворот в отношении буржуазии к правительству, вернее, к его левому крылу, представляемому Ледрю-Ролленом. Внешне все выглядело так, будто нанесено оскорбление гордости привилегированных отрядов гвардии. Но за этим скрывалось недовольство буржуазии всеми социальными и экономическими мерами, которые задевали ее интересы, особенно такими, которые хотя бы внешне носили «социалистический» характер. Национальные мастерские, Люксембургская комиссия, провозглашение права рабочих на труд, вообще разговоры Луи Блана о социализме — все это очень раздражало их.

16 марта «медвежьи шапки», как называли гвардейцев привилегированных отрядов из-за их головных уборов, двинулись к Ратуше. К отрядам «стрелков» и «гренадеров» присоединились другие гвардейцы из буржуазии. Уже на пути они столкнулись с рабочими, из толпы которых раздались враждебные возгласы: «Долой медвежьи шапки!», на что последовали ответные крики: «Долой Ледрю-Роллена!» Когда демонстрация, в которой участвовало до 25 тысяч человек, вышла на площадь Ратуши, здесь как раз проезжал экипаж с двумя министрами: Ледрю-Ролленом и Араго. Враждебные первому из них возгласы возобновились, последовали угрозы сбросить Ледрю-Роллена в Сену. Министрам с трудом удалось вырваться из толпы гвардейцев. Когда делегация гвардейцев явилась в Ратушу, то она натолкнулась на отказ поддержать требования «медвежьих шапок». Более того, им выразили порицание за то, что своим поведением они подают дурной пример рабочим: провоцируют их на мятеж.

Демонстрация буржуазной части Национальной гвардии и в самом деле вызвала возмущение трудящихся. Вечером 16 марта срочно вновь собралась комиссия клубов и решила призвать население 17 марта выйти на демонстрацию протеста против буржуазии. Таким образом, намеченная ранее антиправительственная демонстрация превращалась стихийно в демонстрацию защиты правительства. С утра 17-го началась подготовка к сбору, уже были расклеены прокламации, посланы делегаты, загрохотали барабаны. Но никакой программы требований к правительству еще не было. Утром около Пале-Рояля снова собралась комиссия клубов. Бланки зачитал подготовленный им проект резолюции, в котором требовалось отложить выборы на неопределенное время. Бланки действовал, исходя из того, что кратковременная отсрочка ничего не даст.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное