Все это изрядно нервировало Михаила, нервировал постоянный шум в офисе, нервировала пустая трата денег (а Михаил, как выяснилось, считать их умел). Михаил нервничал все больше и больше, обзывал пришлых соратников полковника завхозами и все чаще и чаще ругался с Сергеем. Мол, глупой была твоя затея с полковником. Вместо партийного единства получили каких-то сумасшедших завхозов, проходимцев, имеющих к русской идее такое же отношение, как мы к освободительному движению в Анголе.
Сергей нервничал, кричал, пил кофе, принимал успокоительные таблетки и доказывал Михаилу одну простую истину – он беспринципный эгоист, гнилой интеллигент, «пиарщик», ничем, кроме своего журнала, не интересующийся. А они, то есть, завхозы, они и есть народ, который надо правильно организовать и направить. А для этого надо уметь их выслушать, дать им реализоваться, а потом грамотно подключить их к русскому делу.
Пока они спорили, завхозы договорились до идеи продажи БТРов.
– Дело известное, – утвердительно сказал один из них, представившийся в день нашего знакомства «аграрием».
Аграрий стал рассказывать, как он продал несколько БТРов в Чечню, в первую чеченскую компанию. И как с ним на связь чуть ли не Бараев выходил… Лица наши вытягивались все больше и больше. Наконец Михаил не выдержал:
– Что Вы несете?! – прокричал он тонким срывающимся голосом, – какие БТРы, какая Чечня, какой Бараев! Да, Вы вообще, русский человек?!
– Да я… это ж… это ж было тогда, в 90-е… это, другая ситуация, – аграрий взмахнул своими коротенькими ручками на упитанном коротком теле, густо покраснел. Понял, видимо, что палку перегнул. А Михаил уже ринулся в атаку. В правой руке он держал свернутый в трубочку третий номер «Новороссийского Вестника». Размахивал им как мечом.
– Вы продавали БТРы, из которых потом стреляли в наших русских солдат. Совсем еще, кстати, мальчишек. И лилась русская кровь. И русские слезы, да, у этих солдат были еще матери, которые не дождались своих сыновей. Ибо их сыновей расстреляли с того самого БТРа проданного Вами боевикам… И вообще, – Михаил перевел дух и закончил свою гневную тираду, – я больше не желаю участвовать во все этой клоунаде!
Михаил демонстративно покинул офис партии. Повисла неловкая растерянная тишина. Побледневший полковник мучительно всплеснул руками, словно спикер Верховной Рады пред отставкой, и скороговоркой проговорил: