Оглашенные

– Не надо, не надо ссориться. Не надо. Одно же дело делаем, в самом деле. Одно. – Полковник сморщился как от зубной боли и обратился к аграрию, – Петр Петрович, но это ты совсем перегнул палку, совсем.

Но, похоже, палка уже не перегнулась, она переломилась. Партийный механизм полностью сошел с колес и помчался под откос. Михаил, временно, перенес верстку журнала в Библиотеку. Так в Библиотеке узнали все: и про нашествие на партию завхозов и про БТРы. Возмущение у людей отца Леонида было не меньшее, чем в те времена, когда епископ не благословил противостоять визиту римского папы.

«Вместо русского дела служение мамоне. Сплошное предпринимательство. Где гарантия, что эти люди всю русскую идею за тридцать сребреников не продадут?.. Они же духовно нездоровые личности. У них же замашки мелких коммунистических парторгов…»

Люди отца Леонида слали гневные депеши в Киев, звонили, ездили, просили переизбрать полковника. Ради сохранения «Русского Союза» в нашем городе. Подобрали и кандидатуру, что, по мысли людей отца Леонида, должна была прийти на смену полковнику. Это был человек, стоящий у самого основания Библиотеки, как бы негласная правая рука отца Леонида в миссионерском центре, хозяйственная часть этого центра. Вел он себя пока очень неприметно, однако и на «серого кардинала» явно не тянул.

Звали кандидата в председатели «Русского Союза» Владислав, или, если с уважением, Владислав Иванович. Внешность Владислав Иванович имел самую заурядную: худощав, жилист, лет около сорока. Лицо маленькое, красное, глаза карие, немного бегающие.

Владислав пришел в Церковь после длительного пребывания у баптистов. Это наложило определенный отпечаток на личность. Владислав Иванович был непробиваемо рассудочен и рационален. И очень любил Священное Писание, часто цитировал его (прямо как баптистский пастор).

 Владислав Иванович любил порядок и точное следование «инструкциям свыше». Все церковные предписания и правила он, по возможности, старался выполнять со всей тщательностью и скрупулезностью. А еще он любил (и это для нас была самая удивительная любовь) часами изучать нудную, банальную бюрократическую документацию. Он читал протокол какого-нибудь заседания с упоением, как поэму, как увлекательный роман.