Читаем Оглашенные полностью

– Во-первых… Не знаю, что и во-первых, потому что все – во-первых. Может быть, самое трудное и есть – выбрать, что во-первых. Это будет первейшая наша с вами задача, доктор: с чего начать. Но это потом… Тут не просто без поллитры – тут без Бога не разберешься. Труднее доказать, что Его нет, чем что Он есть. Акт Творения доказуем, как преступление. Творец попадается с поличным, ловится на каждом шагу. Иначе чем вы объясните постоянные разрывы в цепи эволюции, исчезновение необходимых для вас, научников, звеньев? Ведь вам всякий раз как раз главного не хватает: именно тут, по логике, должно быть, а куда-то делось. Катастрофы, говорите вы? А откуда они берутся именно в самой намеченной вами точке? Да, именно: все сшито на живую нитку – еле держится. И вот: и нитка – живая, и кто-то – шил! Не кристаллическую решетку надо создать, а атом, не жизнь, а воду, не слона, а живую клетку, и тогда эволюции хватит хоть до человека. Можно произвести человека и от обезьяны, но трудно при этом наградить его, единственного, девственностью – ради самой идеи первородного греха и непорочного зачатия. Немец хитер: обезьяну выдумал. А тут не человека надо было выдумать, а целомудрие! Вы вот про целку сейчас думаете, а я про мудрость. Господь навесил замков как раз там, где одно с другим не сходилось. Значит, он ПРИСУТСТВОВАЛ, он ВМЕШИВАЛСЯ в собственные законы. Там он всегда есть как НАРУШИТЕЛЬ. А вы себе мозг ломаете над тайнами мироздания. Где тайна – там и замок. Божественная тайна! В замке мы и ковыряемся. Познание наше стало отмычкой, и мы взламываем именно замки, на которое Творение от нас же и было заперто, для нашего же блага. Все мы империалисты, колонизаторы. Не Америка и не Россия – сам вид человеческий есть колонизатор Творения. Между тем призвание человека было быть Свиньею Его. Подбирать, подчищать, подъедать…

– Браво! – расцвел ДД, потирая руки.

– И любоваться! Любоваться делом рук Его!

– Любоваться… может быть, – согласился было ДД, и тут его осенило: – А вы знаете, какая самая древняя из оставшихся на земле профессий? Если о человеческих призваниях – по Сковороде?

– Охотник, наверно… Рыбак?

– Нет, музейный работник! – и ДД взглянул на ПП победно.

– Ну да, он имеет дело с древностями… – ПП оказался несколько сбит с толку, к чему не привык.

– Хорошо, я подскажу. Какое самое древнее орудие человека?

– Палка. Воин! Воин – самая древняя профессия.

– Дерутся все. Палку Энгельсу отдайте. Палкой и обезьяна умеет пользоваться. Самое первое орудие человека…

– Ну!

– Хорошо, еще подскажу. Какая первая одежда?

– Шкура.

– Шкура… – ДД в растерянности почесал себе нос. – Правильно, пожалуй. Я не так поставил вопрос. Какая первая одежда уже в более современном смысле, до сего дня?.. Не так… Какая деталь одежды?.. Какой фасон, модель, выкройка?.. Тьфу! дайте хлебнуть…

– Да вы не мучайтесь, Доктор Докторович. Скажите – и все.

– Скажите… – по-детски обиделся ДД. – Так неинтересно. Вот! Какую первую одежду надел человек не от дождя, не от холода, не от… для чего вообще ее надевают, будь она проклята?!

– Набедренная повязка!

– Так. А для чего?

– Вот здорово! – обрадовался ПП. – От стыда. Не от холода, а от стыда! Чтобы срам прикрыть. А я что говорю…

– А вот и не для этого! Про целомудрие вы интересно загнули, но это я еще попроверяю. Может, еще у кого найдется… Но набедренная повязка возникла вовсе не по этой причине.

– Ну ладно. А музей-то ваш тут при чем?

– Правильно. Соедините музей и набедренную повязку – видите связь? Нет? Теперь с вас бутылка.

– А мы не закладывались. – ПП, кажется, начинал злиться.

– Ладно. Первое призвание человека – собиратель. Корешки, орешки… А первое орудие, им самим изобретенное, – оно же стало набедренной повязкой, – карман! В страсти к коллекционированию – древнейший инстинкт человека.

– Ох! Дурак я, дурак!

– Ну что, выкупил я вас?

– Карман, согласен. Я это вам припомню. Это дело нехитрое: вычитать что-нибудь по профессии, а потом человека мучить.

– Я не вычитал!

– Что ж, сами додумались?

– Сам. Янтарь на берегу у себя собирал и додумался. Когда в плавки запихивал.

– Хвалю. Тогда бутылка с меня. Хотя пойдем дальше: если первая одежда – карман, то что еще раньше кармана?

– Вот теперь – палка.

ПП не мог скрыть своей радости.

– Не отнимайте ее у Энгельса, я ее вернул ему навсегда. Ну? Ваша же мысль!.. Как он карман привязывал?.. Узел! Вот когда обезьяна догадалась узлы вязать – тогда и стала человеком. Только вы мне тогда тоже ответьте. И тоже на бутылку. Вопрос не сложнее вашего. И тоже мое собственное открытие. Я когда в мебельном магазине подрабатывал, мебель таскал, все думал, как человек такие неудобные штуки повыдумывал? И вот: скажите, какая была первая мебель, из которой все произошло?

– Стул? Вернее, табуретка?

– Не-а.

– Кровать? Вернее, гамак?

– Не-а.

– Ну как же! – распалился ДД. – Ведь человек как на две ноги встал, у него позвоночник уставал. Остеохондроз, кстати, атавистическая болезнь, знаете? Вот он и сел на камень.

Перейти на страницу:

Все книги серии Империя в четырех измерениях

Пушкинский дом
Пушкинский дом

Роман «Пушкинский дом» – «Второе измерение» Империи Андрея Битова. Здесь автор расширяет свое понятие малой родины («Аптекарского острова») до масштабов Петербурга (Ленинграда), а шире – всей русской литературы. Написанный в 1964 году, как первый «антиучебник» по литературе, долгое время «ходил в списках» и впервые был издан в США в 1978-м. Сразу стал культовой книгой поколения, переведен на многие языки мира, зарубежные исследователи называли автора «русским Джойсом».Главный герой романа, Лев Одоевцев, потомственный филолог, наследник славной фамилии, мыслит себя и окружающих через призму русской классики. Но времена и нравы сильно переменились, и как жить в Петербурге середины XX века, Леве никто не объяснил, а тем временем семья, друзья, любовницы требуют от Левы действий и решений…

Андрей Георгиевич Битов

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза