— Наша кухарка, знает всю эту историю, но она страсть какая молчаливая, если только по праздникам лишку выпьет, так процедит пару слов и то сквозь зубы. А дело всё в том, — Армана понизила голос до полушёпота, — что много лет назад эфе Салавара прокляла ашуманская колдунья — и его, и всех его детей. Вы думаете, почему никто до сих пор из них не женат? Или не замужем? А вот всё поэтому — никто из прайдов не хочет связываться с проклятьем. Потому, говорят, и все жёны эфе Салавара не задерживались, кроме первой, эфе Аллисандры, которую он сам выгнал за измену, одна только леди Хейда, но всё потому, что она кахоле, их-то проклятье никак не касается. Кухарка говорила, что не будет счастья в любви детям эфе Салавара и ему самому. С того дня и пошло: его невеста сбежала с помолвки, и ни один из его детей не смог найти пару в прайдах. Если только на кахоле жениться, а это, сами понимаете, пятно на репутации Дома…
— Проклятье? И откуда кухарка об этом узнала?
— Вот уж этого я не знаю, но спрашивать не советую, вы даже не представляете, леди Иррис, как свирепел эфе Салавар, если хоть намёк на это слышал! Он нашу кухарку за разговор об этом едва до смерти не запорол кнутом. Так что об этом тут и не говорят. И я-то насмелилась, потому что эфе Салавара уже нет, а вы… вы мне нравитесь, и я боюсь, как бы и вы тоже не сбежали после помолвки.
— И это не какие-нибудь страшилки, которые рассказывают на ночь служанки друг другу?
— Нет, миледи, будь это страшилки, эфе Салавар не орудовал бы так кнутом по спине бедной Бридды.
Глава 16. О поэмах и надеждах
Весь вечер Иррис думала о том, что сказала Армана.
Никто из детей Салавара до сих пор не создал семью. Они одиноки и озлоблены, они ненавидят друг друга и весь мир вокруг. И если это правда, то теперь стал понятен весь смысл её скоропостижной помолвки в Мадвере. Так вот почему…
Салавару снова отказали, и он решил, раз за Иррис не стоит прайд, никто возражать не станет. Вот почему он, не скупясь, заплатил тёте Огасте такую неприличную сумму, вот почему был так настойчив, вот почему велел ехать, как можно скорее…
Она ходила по комнате, вспоминая все кусочки мозаики, и картинка, наконец, сложилась.
Оказаться между проклятьем с одной стороны и бешеной сворой родственников Себастьяна с другой стороны — приятного мало.
Она вспомнила слова Альберта о том, что Салавар был влюблён в её мать, и что она сбежала с помолвки.
Мать Себастьяна и Таиссы погибла, мать Истефана бросила мужа и вернулась в прайд, и тогда он женился на кахоле. Хейда — человек, и она ещё здесь.
Но расспрашивать напрямую об этом было неловко. Когда Себастьян пришёл пожелать ей спокойной ночи, она встретила его в гостиной, услав Арману заниматься нарядами, а сама думала о том, как бы завести разговор так, чтобы это не было слишком навязчиво.
Но Себастьян был задумчив и хмур, и не стал задерживаться. Как-то сухо поцеловал её в щёку и ушёл, а в сердце Иррис закралась тревога, потому что он, видимо, уже поговорил с Альбертом, а кто знает, что тот мог ему рассказать. Она долго не могла заснуть, спала урывками, металась в плену обрывочных сновидений и, в конце концов, встала ещё до восхода солнца.
В Мадвере она любила вставать с рассветом, и часто уезжала на побережье, чтобы полюбоваться тем, как солнце медленно поднимается из моря. Здесь такое ей вряд ли позволят, хотя дворец стоял на холме, открывая взору прекрасный вид, но сюда не долетал терпкий морской бриз, и не было слышно шума волн. А сейчас это бы её успокоило.
Но, подумав немного, она решила посвятить это тихое утреннее время совсем другим вещам, нежели любование рассветом. Иррис оделась, привела себя в порядок и, пройдя тихо мимо комнаты Арманы, которая находилась позади гостиной, вышла в коридор.
Со вчерашнего вечера у её двери появились два охранника, и они встрепенулись при виде Иррис, но она велела им оставаться на месте, сказав, что лишь прогуляется по галерее и никуда не уйдёт. Она поднялась на один пролёт лестницы и свернула в библиотеку — большой двухъярусный зал, одна стена которого с множеством полукруглых окон выходила в сад. Уже было достаточно светло, и можно обойтись без светильников и свечей. В столь ранний час здесь было очень тихо, и мысль о том, что сюда и в самом деле вряд ли кто-то заглянет, ей понравилась.
Большой стол из красного дерева занимал весь центр комнаты. На нём громоздилось два внушительных письменных прибора из яшмы, и вокруг стояло несколько кресел, обтянутых коричневой кожей. В простенках висели картины морских сражений, изображения кораблей, рыб и карты. Иррис прошлась вдоль полок — собрание книг и фолиантов впечатляло. Она дотронулась пальцами до корешков и… пропала.