Огненная кровь. Том 2

— Я оставлю тебе маленький подарок, Иррис, — прошептал едва слышно, — надеюсь, ты будешь вспоминать обо мне хоть иногда…

И такого он тоже никогда не делал, но почему-то был уверен, что получится.

Вообще-то этому учат жениха и невесту, перед свадьбой. И, наверное, это было неправильно и эгоистично, оставлять чужой невесте такой подарок, но ему отчаянно хотелось, чтобы она помнила о нём. А это было единственное, что пришло Альберту в голову в такой момент.

Взять свои желания, свои мечты и чувства, то, что он думал о ней, чего хотел, и поделиться, чтобы она тоже это ощутила…

…какой он видел её, какой она для него была, каким он хотел для неё быть…

Он представил, что это цветок. Не цветок — бутон, в котором спрятана вся буря его чувств, с того самого дня, как он впервые встретил её на озере. Его страсть и тоска по ней. Его желание и любовь.

Бутон вспыхнул живым огнём, засиял, скользнул от его сердца по руке в её руку и оттуда к её сердцу.

И если она захочет вспомнить его… если вспомнит — цветок распустится, и тогда она почувствует то, что чувствовал он, и, может быть, ей будет даже приятно знать, что кто-то любил её так сильно.

— Армана! — позвал Альберт хрипло, руки становились холодными, а сердце, напротив, забилось часто.

Служанка выбежала из-за двери, а за ней следом Цинта с серым лицом.

— Ночью у неё может быть лихорадка, но это не страшно, к утру всё пройдёт, — сказал он тихо, — сделай ей воды с лимоном — ей нужно больше пить. Цинта? Пошли, пока я ещё на ногах.

— Она… будет жить? — прошептала Армана, глядя на него широко распахнутыми глазами.

— Будет.

Он едва дошёл, опираясь на Цинту и хватаясь рукой за стену, на кровать почти упал и сразу же провалился в непроницаемую бездну.

* * *

— Иррис! Девочка моя, — Себастьян поцеловал её руку. — Ты жива!

Было жарко несмотря на раннее утро. В распахнутые настежь окна лился яркий солнечный свет, и не ощущалось ни ветерка, ни малейшего дуновения.

Будет гроза…

Это первое, что подумала Иррис. Гроза уже зарождалась где-то над морем и, вбирая в себя его тёплую влагу, росла и ширилась, и было видно, что горизонт стал размытым, посерел, и небо заволакивала дымка.

Иррис слабо улыбнулась Себастьяну. Боль ушла совсем. И внутри было тепло и… странно.

Она плохо помнила, что произошло. Обрывки разговоров, беготню вокруг и боль… А потом всё прекратилось, и она провалилась в глубокий сон без сновидений.

— Что случилось? — спросила тихо.

Себастьян рассказал ей обо всём. О смертельном яде в бутылке вина, о том, как её спас Альберт, о том, что Милена сидит взаперти под охраной в своей комнате, пока Гасьярд выясняет, что произошло, и том, что Драгояр напал на него, защищая сестру.

— Мы больше не будем ждать, Иррис. Я решил — мы поженимся сразу же после совета, в этот же день. Альберт прав, я не смог тебя защитить, прости меня, — Себастьян снова поцеловал её пальцы, — но теперь тебя будут охранять неустанно. Пробовать всю еду, проверять все подарки. Никто из посторонних не войдёт и не выйдет. И ты не будешь гулять одна, пока всё это не закончится. Или, если хочешь, я тебя увезу отсюда? Ты ведь хотела уехать, я могу спрятать тебя там, где никто не найдёт. Отменим все эти обеды и мероприятия…

Она раньше не видела Себастьяна таким. Взволнованным. И почти счастливым. Готовым поступиться делами прайда ради неё. Это было так неожиданно, что она спросила:

— Это было… очень опасно?

— Опасно? — воскликнул он. — Это было смертельно, Иррис! От этого яда нет противоядия, и если бы не Альберт… Не знаю, как ему это удалось! А я так испугался, что потеряю тебя. Я бы никогда себе этого не простил. Скажи, ты хочешь чего-нибудь?

— Пожалуй, привести себя в порядок, — она попыталась улыбнуться ему в ответ.

— Хорошо, я тебя оставлю. Приду позже, — он наклонился и поцеловал её в щёку, трепетно и нежно. — Если что-то нужно — только скажи!

Иррис приняла ванну. О вчерашнем напоминала только небольшая слабость, а ещё странное ощущение внутри — какого-то необычного тепла.

Армана укладывала её волосы, попутно рассказывая о произошедшем в лицах и красках. О том, как Альберт кричал на неё, как выставил за дверь Таиссу, едва не придушив, как Драгояр подрался с Себастьяном и воткнул нож в руку Тибора, когда тот принялся их растаскивать, а Истефану сломали нос. Что Милена теперь сидит под замком, пока не закончат разбираться, и уже перебила всю посуду в комнате, швыряя её с досады в дверь, и даже драгоценные вазы, и фарфоровые статуэтки, которыми очень дорожила. И что никто ещё не видел её в такой ярости, а джарт Гасьярд даже наложил на двери магическую печать, чтобы она её не выломала.

А Иррис думала об Альберте, и ей было стыдно. Нестерпимо стыдно за вчерашнее, за тот разговор в оранжерее, за то, что она сделала ему больно, ведь не смотря на обиду, он, не задумываясь, пришёл ей на помощь.