– Я думаю о том, чего от них хочу, хотя, наверное, тут не очень подходит слово «думать». Я это представляю. Представляю, что они будут делать, как они это сделают – и они делают это. Рассел как-то раз пытался мне объяснить, что у мыслей есть энергия или что-то вроде того – как эхо, проходящее сквозь космос и время, – и что мы недостаточно умны, чтобы осознать, как именно это происходит… Уверен, тут всё это разжёвано. – Он указал на дневник и задержался взглядом на буквах из ночного серебра.
– Где он сейчас? Рассел Герцшпрунг? – спросил Корбетт.
Таракан выпрямился, повёл плечами и вздохнул:
– Умер. С месяц назад я зашёл проведать его и нашёл уже окоченевшим. Он был очень стар, к тому же в последнее время плохо себя чувствовал. Она обещала дать ему дар и отпустить, когда он сделает для неё копию машины Виолетты, но он так и не успел приступить к этой работе. Вот почему нам пришлось похитить Виолетту и воспользоваться её машиной.
– Значит, теперь мне придётся остаться здесь и занять его место? Сделать для Тёмной драконицы руку и армию больших драконов-шпионов?
– Ну, не совсем шпионов, они будут покрупнее этого зверька. – Таракан взял с полки крошечного дракончика. – И скорее стаю, а не армию. Рассел разработал несколько видов дракончиков; тебе осталось только закончить те модели, которые он не доделал. Что же до руки… что ж, уверен, такой умный парень, как ты, прекрасно справится.
Корбетт просиял, его глаза заблестели ликованием. Он схватил содержащую медий поганку.
– Я смогу это использовать! – воскликнул он и улыбнулся.
Таракан кивнул: дар начал действовать. Он повернулся и вышел, оставив Корбетта в каморке. Уже подойдя к двери, он обернулся и увидел, что Корбетт листает дневник Рассела.
– Да, Корбетт, дам тебе маленький совет. Не экономь на руке. Пусть твоя работа будет наилучшей. Она поймёт, если что-то будет не так, и в таком случае в наказание она не убьёт ни тебя, ни Пейсли, ни Оделию. Она заберёт твоих родителей и твоего брата Норриса. Пострадает твоя семейная кузница в Орд, и пострадает очень сильно.
Корбетт посмотрел в глаза Таракану, и слуга Тёмной драконицы понял, что его слова услышаны.
Карман его пальто завибрировал; Таракан достал жестяную коробочку, открыл и увидел, что три точки, обозначающие Пейсли, Оделию и Хэла, перестали двигаться. Он нахмурился.
– Я вернусь завтра, – бросил он Корбетту. – Внизу есть еда и всё необходимое. На твоём месте я бы принимался за работу; она не любит ждать.
Он запер дверь и стал спускаться по лестнице, думая о Расселе, думая о том, как Тёмная драконица много раз обещала его отпустить, о том, как старик просил Таракана помочь ему. Он достал из кармана письмо, которое вытащил из дневника перед тем, как отдать его Корбетту. Письмо было адресовано сыну и внучке Рассела; под половицей рядом с кроватью Таракана лежала целая стопка таких писем. Каждый раз, забирая у старого учёного очередное послание, он обещал его отправить, и каждый раз лгал.
Теперь он думал о том, что Рассел уже за Завесой. Интересно, знает ли он, что Таракан его предал?
Глава одиннадцатая. Непредвиденная остановка
Пейсли проснулась от лёгкого толчка в бок и сонно посмотрела в окно: там сгустилась темнота, поезд плавно двигался на север, покачиваясь на электрикомагнитной подушке. Даже толстый слой белого снега, покрывающий Альбион, растворился во мраке. Электрикосвет в купе не горел, и Пейсли показалось, будто мрак снаружи просочился сюда, пока она дремала. Рядом с ней с совершенно прямой спиной сидела Оделия: она спала – спокойная, словно звёзды, сияющие в бездонных небесах над ними. Хэл скорчился на противоположном сиденье и тихо сопел во сне.
Пейсли снова ощутила толчок в бок и непроизвольно потянулась в ту сторону, ожидая нащупать мамину руку – зимой та часто будила её по утрам, когда она никак не могла проснуться, уютно устроившись в тёплой кровати, – однако нащупала только свою сумку.
Девочка резко проснулась, думая о маме, схватила сумку, поставила себе на колени и, сунув внутрь руку, коснулась драконьего яйца: оно явно увеличилось. Пейсли вытащила из сумки скорлупу из ночного серебра, в которую раньше было заключено яйцо: оно стало почти в два раза больше своей прежней оболочки.
Пейсли приложила яйцо к щеке: оно стало очень тёплым. Она закрыла глаза, и её окутало умиротворение, словно её гладила по лицу мама.
Вдруг внутри яйца раздался тихий стук. Вздрогнув от неожиданности, Пейсли выронила скорлупу, и ночное серебро звякнуло об пол.
В следующую секунду Хэл и Оделия вскочили с мест: ходящая с драконами выхватила из ножен мечи, а кригар сжал кулаки.
– Простите, что разбудила, – сказала Пейсли.
Оделия щёлкнула электриковыключателем, и в следующий миг все трое сощурились от залившего купе яркого света.
– Яйцо снова выросло! – воскликнула Пейсли. – И я определённо чувствую, что внутри что-то происходит. Ещё утром внутри лишь изредка чувствовалось шевеление, а теперь там что-то стучится!
– Не что-то, а дракон, – поправил её Хэл. Он протянул руку и накрыл яйцо ладонью.