Огненная проповедь

Я не могла как следует разогнаться с привязанной рукой, поэтому, едва мы покинули рыночную площадь, Кип затащил меня в темный дверной проем.

— Я думал, мы собирались не высовываться, — прошипел он.

— Значит, мне следовало согласиться?

— Конечно нет, но мы могли бы просто уйти. Не стоило лезть в драку, привлекая внимание.

— Он просто урод. — Я пнула камешек.

— Не спорю, но он не последний мерзавец на нашем пути, а нам нужно держаться подальше от неприятностей. — Я промолчала. — В следующий раз хотя бы дождись, пока он раскошелится, прежде чем бежать.

Мне пришлось развернуться, чтобы шлепнуть его по плечу свободной рукой.

По переулку мы поднялись в гору. Сквозь оконные ставни просачивался свет очагов и ламп. Выйдя на широкую улицу, мы снова попали в окружение людей, но после столкновения на площади в толпе мне было неуютно. До меня дошло, что толстяк оказался первым человеком, заговорившим с нами после побега, если не считать крики тех альф, что нас преследовали, когда мы украли лошадей. Я не задумывалась, как мы вольемся в этот мир. Здесь, в людской толчее, мы все еще были беглецами и все еще хотели есть.

Ароматы пищи, доносящиеся из жилищ в округе, только обостряли мучительный голод. По крайней мере мы не видели солдат Синедриона, хотя на стенах домов там и сям мелькали плакаты. «Воины Синедриона — защита ваших общин», «Уклонение от уплаты подати карается лишением свободы», «Сообщайте о незаконных школах омег. Вознаграждение гарантируется». Два последних вызвали у нас с Кипом смех: Синедрион обращался к неграмотным, как предполагалось, жителям города в письменном виде. Также мы заметили, что некоторые плакаты были грубо смяты, другие — изодраны настолько, что от них остались лишь свисающие с гвоздей клочки.

Посреди уходящей в гору улицы выделялось большое здание. Над входом покачивался фонарь, а под ним на перевернутом ведре сидела женщина и курила трубку. Я бросила взгляд на Кипа, тот кивнул и проследовал за мной.

— Извините, — обратилась я к женщине. Та лишь выпустила облачко дыма вместо ответа. — Вы содержите постоялый двор? У вас не найдется для нас работы в обмен на еду и кров? Хотя бы на одну ночь?

Ещё одна порция дыма, словно бы в знак согласия. Я постаралась удержаться от кашля. Затем она встала, убрала трубку и отступила на неуклюже скрюченных ногах, освобождая нам проход.

— Это не постоялый двор, но я тут хозяйка и, думаю, вы мне пригодитесь.

Поблагодарив, мы прошли вглубь помещения. Женщина двигалась довольно проворно, несмотря на увечные ноги. Зал с низким потолком освещался свечами, но хозяйка быстро пнула дверь и провела нас в соседнюю комнату.

— Идите туда и раздевайтесь. Оба.

На этот раз первым выступил Кип:

— Извините, мы рассчитывали на иную работу. Очень жаль, если мы друг друга не поняли.

Женщина рассмеялась, когда он попытался проскользнуть обратно, держа меня за руку.

— Не глупи, здесь не бордель. Но если ты решил, что я пущу вас на свою кухню в таком виде, мы действительно друг друга не поняли. А теперь идите туда, моя кухарка принесет вам воды.

Дверь захлопнулась.

— Не заперла. Может, уйдем? — нерешительно спросил Кип.

Я покачала головой:

— Думаю, она хорошая. У меня нет дурного предчувствия.

— Но ты не знаешь, что здесь такое?

Я опять покачала головой:

— Мне все равно, если тут нас накормят.

Мы услышали за дверью окрик, и через минуту вошла девушка в красном платке и вылила воду из ведра в деревянную кадку, что стояла у очага. Она сделала еще три ходки и бросила Кипу кусок мыла.

— Хозяйка сказала, вам это понадобится, и, судя по вашему виду, не ошиблась.

Нам слишком не терпелось вымыться, чтобы ждать, когда вода как следует прогреется. Кип передал мне мыло и демонстративно отвернулся, пока я раздевалась и устраивалась в достаточно глубокой кадке. Прижав колени к груди и откинувшись на спину, я погрузилась в еле теплую воду по подбородок и замерла на несколько мгновений, но выпирающие кости больно уперлись в стенки, поэтому я поспешила намылиться. В прохладной воде мыло не желало пениться, но я терла себя, смывая слои грязи, пока кожа не приобрела непривычный розовый оттенок, а волосы промывала, пока они не заскрипели под ладонями.

Дверь снова скрипнула, и я ударилась головой, поспешно нырнув, но на этот раз девушка, не переступив порога, кинула нам из коридора два полотенца и охапку одежды и опять захлопнула дверь.

— Не подашь полотенце? — Я усмехнулась, наблюдая, как Кип галантно пятясь, приблизился к полотенцу, а потом передал его мне. — Ой, да ради бога. Уж от кого-кого, а от тебя мне нет резона скрывать свое тело, — сказала я, вылезая из кадки и вытираясь. — Ты же знаешь, что у меня две руки, да и вряд ли увидишь что-то новое.

— Извини, — пробормотал он, все еще отводя глаза, пока я копалась в ворохе чистой одежды. Надев рубашку и брюки, я обратилась к Кипу за помощью, чтобы привязать левую руку моей старой рубашкой и надеть сверху толстый свитер.

Кип взял другое полотенце, отступил и посмотрел на кадку.

— Извини, вода стала грязной, но по крайней мере успела нагреться.