Огненная проповедь

— Омеги не находятся без сознания, как бывает после удара по голове, например. — Я как могла старалась описать словами то, что видела своими глазами в комнате с баками и состояние тех людей. — Похоже, Синедрион нашел какой-то способ с помощью машин держать их в подвешенном состоянии. Не сон, но и не смерть. Думаю, тем это место меня и испугало. Такая жизнь хуже смерти. Они словно застряли на полпути. — У меня не получалось объяснить должным образом.

Мы с Заком когда-то ныряли в реку за мидиями, и я нырнула слишком глубоко или просто задержалась под водой, выковыривая моллюска из-под донного валуна. Момент, когда, всплывая на поверхность, ты осознаешь, что воздуха не хватит, а свет кажется необыкновенно далеким, и есть то состояние, в котором пребывали тела в ловушке резервуаров. Там этот момент длился вечно.

Помнится, в один из вечеров, когда родители по обыкновению спорили о нас на кухне, Зак сказал мне: «Ты проблема, Касс, а не они. Из-за тебя мы все застряли в подвешенном состоянии».

К счастью, Дудочник снова заговорил, прервав мои мрачные думы. Мне казалось, что безопаснее гнать из головы воспоминания о брате, всеми силами скрывать нашу связь. Если Дудочник узнает, кто мой близнец, то сможет использовать это против меня.

— Кроме Кипа никто не двигался? — спросил он. — Не проявлял признаки сознания?

— Кое у кого были открыты глаза, но Кип единственный, чей взгляд двигался следом за мной. Но я чувствовала остальных. Всех.

— Если ты говоришь правду…

— Это правда.

Откинувшись на спинку, Дудочник демонстративно пристально и оценивающе скользнул по моему лицу карими глазами.

— Да, — наконец согласился он. — Думаю, ты говоришь правду. И это подтверждает наши худшие опасения по поводу Синедриона и его замыслов.

— Простите.

От улыбки у него собрались гусиные лапки вокруг глаз, на лице отразилось довольство. Но, даже усмехаясь, он выглядел очень целеустремленным.

— Ты извиняешься за то, что принесла плохие вести? Или потому, что твой близнец в этом замешан?

Я отвела взгляд. Дудочник не шелохнулся. В конце концов мне пришлось снова на него посмотреть:

— Ты все еще не спросил, кто он.

Дудочник изогнул бровь:

— А ты бы ответила?

— Нет.

— Вот именно. Не в моих привычках тратить время попусту. — В его голосе не чувствовалось ни капли угрозы, лишь констатация факта. Дудочник наклонился ближе и приглушенно произнес: — Мы знаем, что он в Синедрионе. Понятное дело, ты боишься открыть нам его псевдоним. Но мы узнаем. — Я ожидала ощутить гнев, но пришла лишь усталость. Даже на Острове, о котором я столько лет грезила, Зак по-прежнему мне угрожал.

— Мы пришли сюда в поисках убежища, — сказала я. — Как и все другие омеги. Неужели даже здесь я должна бояться из-за связи с моим близнецом?

— Хотелось бы, чтобы это было не так, — ответил Дудочник. Я поверила ему, взглянув в глаза. — Но ты изменила Остров в тот момент, когда высадилась. Твое прибытие и новости, которые ты принесла, имеют последствия для каждого местного жителя.

«Отрава», — подумала я. Так же говорил мне Зак в деревне: «Ты — отрава. Ты загрязняешь все, к чему прикасаешься».

               * * * * *

— Начинаю ощущать себя твоей прислугой. — Кип передал мне кусок хлеба и забрался обратно на подоконник, где меня дожидался.

— Для хорошей прислуги ты слишком неряшлив. — Я указала на его незаправленную постель и тоже взобралась на широкий каменный уступ.

Мы сидели лицом друг к другу, прислонясь к боковинам окна и слегка соприкасаясь пятками.

— Ты знаешь, о чем я. Ты все утро провела, совещаясь с Дудочником и его Ассамблеей, а я торчал тут, как не пришей кобыле хвост. — Он прислонился затылком к камню. — Ну и что там?

Прошло уже три дня с нашей первой встречи с Дудочником, и меня вызывали на разговор каждый день, а вот Кипа не пригласили ни разу. Утро мы проводили вдвоем, но потом приходил стражник и провожал меня в большой зал. «Только она», — говорил он каждый раз. На третий раз Кип попытался пойти со мной, но стража развернула его у входа в Ассамблею.

Кипу не грубо, но твердо указали, преграждая путь:

— За вами не посылали.

— Мне бы хотелось, чтобы он тоже прошел, — заявила я.

— Дудочник за ним не посылал, — вежливо повторил стражник, закрывая перед носом Кипа дверь.

Когда я спросила Дудочника, почему на собрания не пускают Кипа, тот лишь изогнул бровь:

— А что он сможет рассказать, если даже имени своего не знает?

Так что пока я днем торчала в Ассамблее с Дудочником и другими, Кип осматривал Остров, а когда к вечеру возвращалась, рассказывал мне об увиденном. О старой лодке, которую по частям вынесли из гавани и вновь собрали на западной окраине города, чтобы дети играли в моряков. О сутки напролет незаметно следящих за округой наблюдателях на вершине кратера. О доме на окраине, где старуха показала ему шесть жужжащих пчелиных ульев, которые держала на балконе. Но хотя Кип подробно рассказывал о своих дневных вылазках, ему больше хотелось выслушать, что мы обсуждали с Дудочником и Ассамблей.

— Я бы не сказала, что ты им совсем не интересен, — втолковывала ему я. — Они о тебе добрую половину времени расспрашивают.