Огненная река

Они ели. Он повернулся лицом к большому окну, из которого, как он знал, при дневном свете можно было видеть складчатые холмы и фруктовые сады, долину реки Коннектикут и гору Монаднок. Они ели в молчании. Ханси отложила вилку и сделала большой глоток вина. На дне осталось ровно столько, чтобы окрасить верхнюю часть ножки бокала. Она повернулась к Джеку.

– Знаешь, это была прекрасная служба. Он бы… – она остановила себя на полуслове.

Он не знал, что сказать.

– Чем ты занимался? – спросила она. Уголки ее век были влажными.

Он не знал, как ответить. Он мог бы сказать, что прокручивал у себя в голове каждый час этого августа, а затем разбирал их на минуты.

– Помогал папе на выпасе, – сказал он.

– С коровами? Их надо перегонять?

– Да, с гор. Хребет Нэверсаммерс.

– Ты ведь ездишь верхом, верно? Я помню. Как в ковбойской песне, так говорил Винн, – он увидел, как ее веснушчатая рука вслепую потянулась к ножке пустого бокала. Он взял бутылку и наполнил бокал до краев.

– Да, мэм, – сказал он.

Она моргнула. Он никогда не называл ее так. По крайней мере, с того раза во время их первой встречи, когда она, смеясь, бесконечно высмеивала его за это. Она начала что-то говорить, но промолчала. Джеку показалось, что ей трудно сделать полный вдох, и он отвернулся. Он опустил взгляд в стол. Винн притащил сюда этот стол на годовщину свадьбы его родителей – из настоящей вишни. Дерево, должно быть, было очень старым, поры темные и плотные. Узор древесины напоминал контуры топографической карты, и он многое бы отдал, чтобы попасть в настолько дикую страну, с таким ритмом и рельефом. Через стол мать Винна пыталась заставить себя молчать, и он поднял взгляд только тогда, когда она вытерла глаза салфеткой.

– Ты проделал долгий путь, – сказала она.

Он застыл, как вкопанный. Он не дышал.

– Тебе нужно выговориться, а мне нужно это услышать. И Джесс тоже. Ей можно рассказать об этом, – сказала она.

– Рассказать?

– Джек.

Он почувствовал прилив паники. Должно быть, так чувствует себя теленок, когда ощущает первый укус веревки перед началом клеймения.

– Вы хотите, чтобы я рассказал, как мы…? Про все это?

Ханси кивнула.

– Джесс? – уточнил он.

Глаза девочки были широко раскрыты и блестели. Он увидел, что кусок мяса на ее тарелке остался несъеденным. Ее мать в рассеянности забыла разрезать его.

– Эй, – сказал он, – Эй, Джесс, извини. Хочешь, я порежу его для тебя?

Она кивнула, не сводя с него глаз, он потянулся за ножом и вилкой и нарезал говядину на кусочки. Он услышал, как ветки дерева стучат в одно из окон. Он был у них в долгу за наполнение этой неловкой паузы.

– Что ж, – сказал он, – Я…

Он положил нож и вилку на тарелку.

– Да, конечно, – сказал он. Он вытер рот салфеткой и положил ее на стол рядом со своей тарелкой, сам не зная зачем. Как будто в конце рассказа он встанет и уйдет. Он мог бы.

– Все началось с того, что мы почувствовали запах дыма, – начал он.

Он взглянул на Ханси. Она кивнула.

– Ладно. Итак. Мы поднялись на холм на острове и увидели пожар. Он был таким большим. Это напугало нас. А потом настало утро с жутким морозом, густым туманом и сильным ветром.

Он рассказал обо всем. О тумане, о голосах, о том, что именно Винн настоял на идее грести обратно к озеру и рассказать той парочке о пожаре. Винн всегда заботился о людях. Он рассказал о мужчине, который в одиночку выплыл из-за поворота, о том, как они искали и нашли женщину. Они обе наблюдали за его лицом. Глаза Джесс были широко раскрыты, как будто она смотрела триллер, от которого не могла оторваться, и она продолжала скручивать салфетку. Единственными звуками были стук веток и случайные порывы ветра, бьющего в окна, и свист в печной трубе. Время от времени удавалось расслышать их тихое, прерывистое дыхание. Они не хотели, чтобы он замедлялся или останавливался.

Он рассказал о травмах женщины, о близкой засаде, о пожаре. Как они вернулись на пепелище. Он не рассказал ни об олененке, ни о медведице с детенышем на пляже. Когда он дошел до новой встречи с техасцами, до той ночи, до человека в палатке, до того, как они спешили по пляжу к двум каноэ в темноте, он остановил себя. Он развернулся вместе со своим стулом, в сторону плиты. Он просто дышал. Они не пролили ни единой слезинки с самого начала, и за это он был у них в долгу.

– Так, ладно, – сказал он и повернулся назад.

– Я взял их каноэ, потому что оно было с мотором, – сказал он, – Ее нужно было вытаскивать оттуда так быстро, как только можно, и я ни за что не собирался отправлять ее с ними, – он бездумно потянулся к жестянке в кармане рубашки, открутил крышку, высыпал немного табака на ладонь, – К тому же, после всего, что случилось, я не хотел, чтобы они догнали нас.

– Вот, – Ханси пододвинула к нему свою чашку чая, оставшуюся после обеда. Было невежливо нюхать табак за ужином – и что только на него нашло?

– Я в порядке, – сказал он и сглотнул.

Она внимательно наблюдала за ним. Он кашлянул в кулак.

– Я сделал это потому, что хотел защитить своего лучшего друга и эту женщину. Любой ценой.

Ее глаза намертво впились в него.