Огненная вьюга

— Сметана к блинам само собой. Ее каждая теща подает. Я насчет горючего.

— А-а, вот оно что?.. Так я как раз к этому и подхожу. В этом клятом зелье вся и соль. Из-за него, можно сказать, и в плену у тещи оказался. Дело, значится, так развивалось.

— Хорош ваш рассказ, — перебил командир взвода. — Но нет времени его дослушать. Кончайте, Махоркин, о своих блинах и теще. Поважнее дела есть.

— Так точно! Кончил. Не до того, ясненько. Война… Какие уж тут блины?

— Командиры взводов — к командиру отряда, — раздалась команда, и взводные, перешагивая через руки и ноги бойцов, направились в отгороженный плащ-палаткой угол сарая, где светились электрические фонарики и слышался шорох разворачиваемых карт.

Наскоро перекусив, бойцы стали устраиваться в сарае на отдых. Кто-то из лыжников, сунув руку в сено, нащупал яблоко от дички, смачно жевал его.

— А я, ребята, нашел вот закуску. Товарищ сержант, может, позволим себе по махонькой на сон грядущий? По крышечке от фляжечки…

— Откуда это у тебя? — строго спросил командир отделения.

— Как откуда? Трофей, еще из Надеждино. Берег на всякий случай. А тут Махоркин растравил…

— Сейчас же сдать фляжку военфельдшеру Увакину.

— Товарищ сержант…

— Два раза мне, что ли, повторять приказание?!

— Есть, сдать флягу военфельдшеру, — упавшим голосом проговорил боец и, повернувшись в сторону, добавил: — Знал ведь, что все так и кончится. Нет, потянул меня черт за язык.

— Не горюй, кореш, это хороший исход, — сказал Махоркин. — А вот у меня с этим делом похуже вышло. И все теща. Только я бывало на порог, а она — дзынь — и пузырек на стол. «По черепушечке, сыночек, по махонькой, соколочек. С устатку. После нее и поешь получше и посмелеешь… А не то погляжу, стеснителен ты, не получается у тебя с Асенькой нужного разговора». «Ах чтоб тебя!.. Чего мелешь-то, — кричит нутро. — Девушки ни выпивших, ни пьяных не любят, шарахаются от них». Ан, где там… Выпил рюмку-другую, окосел и все тебе трын-трава. Чую — пропаду я с этих рюмок, а остановиться уже не могу, привык.

— А чего же ты не противился-то? — раздался голос.

— Рад бы воспротивиться, да шиш тебе — не получается. Клятое зелье вяжет по рукам и по ногам. А она, тещенька-то, подливает и горестно так жужжит: «Ах, Васенька! Одного боюсь: погуляешь ты с Асенькой, пображничаешь и спокинешь ее, девчоночку кроткую». Да вы что, говорю, маменька! За кого меня принимаете? Женюсь я на ней! Немедленно, хочь сегодня! — шумлю. «Ох, Вася! — вздыхает теща и начинает клыки выпускать. — Смотри не обмани, а ежели обманешь, пеняй на себя. Я ведь наговоры всякие знаю… Я такое накличу на тебя, что волком взвоешь, козлом заблеешь…»

Бойцы засмеялись. Сено под ними зашумело.

— Ай да теща! Ну и попал же ты в переплет, паря!

— Точно, попал. Как шмель в сено, — сознался Махоркин. — И у тещи не мед, и дома черт те что. Мать поедом ест, отец кнут повесил у порога: «Кончай, Васька, дурить, а не то спробуешь этого лекарства». Оно, знамо, рад бы покончить с винишком-то, да не можешь. Засосало. Вечером опять туда… Ну и доходился-догулялся… — Махоркин долго и со вкусом сворачивал толстенную цигарку, не спеша раскуривал ее, нарочно затягивая паузу.

— Да не тяни ты кота за хвост, — не выдержал кто-то, — начал, так кончай.

— Ишь, быстрый какой! «Кончай». Тут только самое начало.

— Крой дальше, не волынь!

— Н-да, — продолжал Махоркин. — Допился я раз до того, что и себя не помнил. Проснулся и не пойму, где я? Пуховики вокруг, прямо утопаю в пуху. Голова кругом пошла. Мать честная! Тудыть твою мать! Да я же на Асиной постели…

— Ну, и как… с интересом поспал?

— Вопрос законный, но грубый, — спокойно ответил Махоркин. — Отвечать на него не буду. Не по-мужицки это. Не о бобылке какой речь, а о честной девушке… В общем, как бы там ни было, а жениться я уже был должон.

— И женился?

Махоркин встал:

— А вот об этом я вам пока не скажу. Слишком скорого конца захотели… Ишь вы! А она, карусель эта, и досель тянется.

— Но дай слово, что доскажешь?

— Доскажу. Обязательно доскажу, если жив останусь после завтрашнего боя. А сейчас давайте спать, не то взводный с меня голову снимет за то, что не давал вам спать.

Старший лейтенант Алексеев прибыл из разведки, когда капитан Шевченко заканчивал совещание с командирами взводов.

— Очень кстати, — сказал он, жестом останавливая от доклада по форме. — Рассказывайте, как там, на шоссе…

— Шоссе аж гудит. Почти сплошным потоком идут машины из Клина на юг. В то же время небольшие колонны автомобилей с пехотой и артиллерией перебрасываются в обратном направлении, видимо, к переднему краю…

— И что из всего этого следует? Докладывайте ваши выводы, предложения, — прервал Шевченко старшего лейтенанта.

— Полагаю, что оценка обстановки командованием отряда и руководством штаба фронта была правильной. Намеченный план действий считаю целесообразным.

— Охарактеризуйте позицию отряда для засады, — приказал командир.

— На мой взгляд, она очень выгодная. С запада вплотную к шоссе подходит сплошной лес с густым ельником. Напротив открытая поляна, на которой немцам негде будет укрыться от нашего огня.