По тому, как моряки двинулись за ним, окружили машину, было понятно все. И прежде всего это понял сам командующий.
— До свиданья, ребятки! — попрощался он.
Вот тут-то и крикнули матросы: «Ур-р-ра!», перекрывая шум вспененного моря.
— Тише… тише… Еще услышит… — сказал растроганный командующий. — Вот наломаем ему рога, тогда и покричим…
Он обратил внимание на стоявшего перед ним Кондратенко. Ничем не отличался этот моряк от других: та же одежда и обувь, то же оружие и диски в брезентовых чехлах, висевшие вокруг пояса, как круглые пироги, но надпись на бескозырке, освещенная светом включенных фар, остановила его взор.
— «Беспощадный»?
— Так точно, товарищ генерал армии.
— За всех!
Он обнял Кондратенко, троекратно, по-русски, расцеловал его и, еле сдерживая волнение, скрылся в машине. Фары отбросили два тонких светлых уса, машина фыркнула и медленно тронулась, провожаемая множеством приветливо машущих рук.
Глава двадцать четвертая
— Иду на сторожевике, товарищ капитан, — сказал Баштовой Букрееву. — Двое суток глаз не сомкнул, хоть часочка два вздремну до того берега. Вот и доктор составит компанию.
Фуркасов, широкий и короткий (ватное обмундирование, сумки, повязанные накрест), неумело подтягивал снаряжение на переводчике Шапсе, только вчера прикомандированном к десанту от политуправления.
— Чувствуете, товарищ капитан, как идеально относится начальник штаба к своему здоровью?.. — пыхтя возле Шапса, говорил доктор. — Ну, повернитесь, товарищ старший лейтенант… Так, хорошо. Автомат можете пока снять с загривка — неудобно. Пристройте его на плече, вот так, как я… Теперь отлично. Никто не поверит, что вы впервые идете в десант… — Доктор вынул платок, вспорхнувший в его руках, как голубь, вначале у лба, затем у затылка. — Держусь начальника штаба. Верю в его звезду…
— Правильно, доктор. Начальник штаба в подобных переделках проверенный, не то что комбат, — пошутил Букреев.
Батальон выстраивался. Люди почти сливались с темными, словно срезанными огромной лопатой высокими стенами обрыва. Сочная волна выносилась на берег, пробегала по песку и уходила, накрытая белыми шапками пены, потом другая, третья… Волны возникали из темноты, шумели, обрушивались холодом и брызгами, хрипели, запутавшись в сваях причалов.
Звенягин прошел на пирс в сопровождении трех моряков, одетых в кожаные регланы и зюйдвестки.
— На катерах посадить народ в трюмные отсеки, — говорил на ходу Звенягин. — А то набьются на палубах… Попал — не попал снаряд, а месиво.
Каблуки застучали по свеженастланным доскам причала. Шум моря поглотил еще какие-то приказания командира дивизиона. Подъехал грузовик, осторожно нащупывая дорогу. Из кабинки высунул голову водитель:
— Хлопцы, патроны винтовочные! Кто принимает?
— Давай сюда! — крикнул Баштовой, направляясь к машине. — Стоп! Тут ямка…
Мотор заворчал на малых оборотах. По приказанию начальника штаба, стрелки второй роты быстро расхватали ящики и понесли к тральщику.
Грузовик мягко, но сильно сдал задним ходом. Баштовой инструктировал Плескачева, как лучше предохранить рации при высадке, и сверял позывные пехотных частей и своих рот, занесенные в аккуратно разграфленную записную книжку.
Шагаев подъехал на вездеходе и, выйдя из машины, направился к Букрееву. Рядом с Шагаевым очутились Батраков и Курилов. Они казались очень маленькими в сравнении с начальником политотдела. Шагаев поздоровался, и Букреев ощутил его полную, немного вспотевшую руку.
— Адмирал у полковника Гладышева, — сказал Шагаев. — Просил передать вам пожелание успеха.
— Спасибо, товарищ капитан первого ранга.
— Скоро начнете погрузку?
— Через три минуты.
— А как у вас дела, Батраков?
— Все в порядке, товарищ капитан первого ранга.
— Пить чай теперь будем в Крыму, — пошутил Букреев.
— Кавказ надоел?
— Нагостевались на Кавказе, — серьезно ответил Батраков.
— Разрешите начать погрузку батальона, товарищ капитан первого ранга?
— Добро!
Букреев откомандовал. Его приказание, повторенное ротными командирами, сразу привело в движение весь батальон.
Каждый десантник знал свою «посуду», нацелился на нее и теперь бежал к своему месту. Не нужно было ни понукать, ни беспокоиться. Но все же Степняк, больше по привычке, чем по необходимости, подбадривал своих пулеметчиков крепко проперченными словечками, в отличие от Цибина, молча пропускавшего мимо себя автоматчиков.
Острые пики флагштоков судов колыхались из стороны в сторону, и в такт их покачиванию тонко и однообразно поскрипывали швартовы. Букреев поднял голову.
Над обрывом на фоне мутной белесоватости угадывались домики и деревца, растопырившие свои голые ветви.
Берег быстро опустел.
— Счастливого пути, Николай Александрович! — Шагаев секунду помялся, но потом обнял Букреева. И тот близко увидел блестящие глаза Шагаева и услыхал сдавленный от волнения голос: — Успеха, успеха…
— До свиданья…
В мотоботе Букреева подхватили чьи-то сильные руки. Люди потеснились, освободив командиру батальона место на боковом сиденье, рядом с Таней. Она наклонилась к нему: