Вскочившая на ноги Таня стояла, поддерживаемая Манжулой, и напряженно всматривалась туда, где, освещенный прямыми бледными пучками, как будто сверху упавшими на рубку, вспыхнул сторожевой корабль, шедший параллельным с ними курсом. Прожекторный луч упал на буруны, дотянулся до корабля. Черные фигурки шевелились у носового орудия, и до них долетали звуки выстрелов. Прожектор отвернул и погас.
И тогда открылась своя земля, разлука с которой, казалось, продолжалась так долго. В тот же миг на западных обрывах казачьей Кубани зажглось узкое колючее пламя. Свист тяжелых снарядов, быстрый и певучий, пронесся над головами, и сразу на крымской земле вспыхнули сотни разноцветных разрывов.
Всегда угрюмый и немногословный, сержант Котляров первым поднялся возле своего пулемета и озорно заорал:
— Тамань и Тузла дают жизни!
Но осветился и крымский берег. Красные полоски вытянулись из-за высот. Стреляли немецкие орудия. Прожектора вспыхнули и уже не гасли. Теперь впереди, позади и с боков были видны корабли десантной эскадры. За первым эшелоном шел Курасов с армейской пехотой. Его корабли стреляли. Изредка оставляя красные дымчатые следы, с кораблей летели ракетные снаряды.
Люди повеселели, скатали плащ-палатки, осмотрели оружие, закрепили лямки заплечных мешков.
Итак, скоро начнется. Как тогда говорил Баштовой: «На груди автомат, в ватнике, в шапке-ушанке, слегка надвинутой на брови, неся на себе две тысячи патронов и десять гранат, Куников одним из первых подошел к вражескому берегу и начал грозный, победный бой с врагом».
Букреев перевел взгляд на берег. Рокот прибоя достиг его слуха. Итак, вот он должен начать славу «букреевцев». Образ командующего встал перед ним. Букреев вспомнил его мягкий взгляд, нервное подергивание головы.
— Зараз отчипляться! — крикнул Рыбалко. — Пойдем своим ходом.
Рыбалко не успел сделать и нескольких шагов. Огонь, грохот и горячий воздух пронеслись над мотоботом. «Охотник», который их буксировал, со сломанной мачтой быстро кренился влево. С узкой палубы, облитой каким-то жидким, текучим пламенем, прыгали в воду люди. Потом они выныривали. Головы и выброшенные в саженки руки сбивались в кучки и то проваливались, то, снова вылетая, плыли к берегу.
Заработали моторы. Дрожание железного корпуса сразу успокоило нервы.
— Людей хватать на ходу! — приказал Букреев. — Только на ходу!
Волны окатывали их, борта оседали, где-то близко рвались снаряды. Падали смерчи, подкрашенные голубым светом прожекторов. На минах подорвалось еще два судна.
Первая группа десантников уже успела пристать к берегу. Противник почти оставил в покое корабли, перенося огонь на пляжи. Скорее «туда»! Все напряженно смотрели вперед, и на лицах можно было прочитать одно желание: быть скорее там, на твердой земле, скорее помочь товарищам!
— Цибин там! Автоматчики!
— Вторая рота!
Где-то должна быть дамба. Ее надо штурмовать. Но дамбы не видно, а только однообразная линия высокого берега.
Очевидно, суда снесло влево от цели. Букреев приказал идти напрямик к берегу, высаживаться и на суше уже ориентировать удар.
Но что это? Судно уже не дрожит и не слышно рокота моторов. Откинув крышку трюмного люка, что-то кричал моторист, и его измазанное, искаженное криком лицо освещал прожектор.
«Ду-ду-ду!..» — стучал пулемет с берега.
Гребной баркас проскочил мимо мотобота. Раскачиваясь, яростно и в такт гребли матросы.
— Моторы стали!
Рыбалко пригнулся и, кажется, готов был прыгнуть туда, где идет бой, где их ожидают. Второй мотобот поднят на гребень волны, и с пестро раскрашенных клепаных бортов, овально загнутых к днищу, сбегают светлые, засаленные струйки. Моторы его работают. До слуха доносятся шум, резкие выхлопы глушителей, и видна тугая струя отработанной горючей смеси.
Букреев пытался приблизиться ко второму мотоботу. Все работали досками, баграми. Наконец борта стукнулись, и оттуда протянулись десятки рук. «Трос намотался на винт!» Крик упал и ушел за ветром. Два суденышка крепко сцепились. Теперь их несло по течению. Берег быстро уходил при свете прожекторов. Букреев видел словно покрытые фосфором окаменевшие лица и волны, падавшие с каким-то металлическим шумом.
Глава двадцать пятая
Уходя от Таманского порта, Звенягин невольно смотрел туда, на оставленный им берег. Как последний привет друзей, вспыхивали и гасли створные огни.